внимание!|много мата.
Когда мы с Мишей учились в шестом классе, к нам привели Стаса. Человеком он был неадекватным, но вроде как не по своей вине. Страдал он от какого-то там отклонения типа нарколепсии (когда люди засыпают неожиданно), тока он не засыпал, а залипал. Наглухо причём. То есть сначала он во что-то втыкал, а потом ни стого, ни с сего стопорился и пускал слюну. Приходил в себя только после того, как весь класс с криками "зырьте, ребза, у придурка опять батарейки сели!" начинал отвешивать ему подзатыльники под затылок и подсрачники под сраку. За глаза ево называли дурачком, но говорить такое в лицо было как-то оскорбительно, поэтому обозвали Стасика нейтрально - Писюном. Скоро в школе появилась и писюнова мама, которая почему-то слёту записала нас с Мишей в писюновские друзья и много чё нам про него поведала. Оказалось был целый список вещей - типа "циклично движущихся блять объектов" и "изображений с яркой цветовой гаммой", - которые Писюну нежелательно было наблюдать вообще, а то была опасность впасть в конкретно долговременный ступор или хуй его знает чего ещё. Остаток того учебного дня Миша провёл в тщетных потугах ввести Писюна в кому... - он ходил вокруг него кругами, изображая циклично двигающийся объект, а через равные промежутки времени вертел у того перед рожей цветными карандашами, изображая яркую цветовую гамму. Периодически ристально смотрел в глаза. Хуй там. Писюн не поддавался.
После уроков мы втроём уже стояли в раздевалке. Раздосадованный такими несрасту-хами Миша сурово, как блять товарищ берия, натягивал на себя свой любимый чудо-свитер, апогей блять пост-модернизма, привезённый из какого-то Чуркистана. Это сейчас, с высоты, так сказать, своего опыта, я понимаю, что на этом предмете одежды силами таджикских ткачей, по совместительству наркоманов и дальтоников, художественными срецтвами был изображён героиновый приход, но в ту пору мы были свято уверены, что это пять зелёных всадников ловят чёрную рыбу в красном поле под палящим фиолетовым солнцем. Всякий раз, когда Миша надевал эту паранойу, превращаясь в сплошное красно-фиолетовое пятно, у меня возникало навязчегое желание обхватив голову руками бечь нахуй проч с криками типа "Нет! Нет! Только не мой мозг, ёбаные пришельцы!". Стоило Мише выйти в етом свитере на улицу,
как прохожие начинали шарахаццо в стороны, забывая о чём только что думали, маленькие дети принимались плакать, а молодые барышни - обильно менструировать. У меня лично, как и у некоторых наших знакомых, свитер вызывал приступы тошноты и головокружения, по этому я старался смотреть по возможности в пол. То есть, как вы понимете, на блёкло-сером раздевалочном фоне Мишин свитер нехуёво так выделялся. Да хули там, скажу больше - не существует в природе вообще такого фона, на котором этот ебучий аксессуар не выделялся бы нах. Хотя если вы если вы нароете где-нить летающую тарелку с агромной надписью ЗЕМЛЯНЕ!МЫ ПРИШЛИ С МИРОМ! - то можете смело, одев мишин свитер, встать рядом - такие весчи идеально дополняют друк друга. Красное пятно блякнуло што-то вроде "щасливо, пацаны" и уплыло в сторону выхода. Оторвав глаза от пола, я увидел Писюна. У Писюна было такое ебало, как будто он всю ночь ловил чёрную рыбу с зелёными всадниками и теперь стоял передо мной типа заёбанный - с подкашивающимися ногами, откляченой губой и тупым взглядом. В тот раз он залип основательно, я ево минут 15 откачивал. Мише сказал сжечь свитер нахуй.
Была у Писюна кошка, звали Дусей. Дуся была нещадно пизданутое животное - въёбывалась с разбегу в стены, промахивалась нахуй мимо миски с молоком харей в пол, корчила непонятные рожи. Дусей, кстати, она была чиста формально, поскольку отзывалась и на Дусю, и на Васю с Петей, и на "пошла на нахуй". В общем Дуся была не жилец палюбому - каску у неё снесло при рождении, и по законам природы она должна была скопытицца ещё в раннем децтве, когда вместо титьки тыкалась еблищем маме в жопу - но тут как вы понимаете в планы естественнаго отбора вмешался известный гринписовец Писюн. Дефективную Дусю он нарыл на какой-та памойке и припёр, естесна, в дом – это походу был последний раз, когда Писюн полноценно держал лохматую бестию в руках, потому как, когда Дуся подросла и превратилась в трёхцветную лопоухо-косоглазую поебень, она начала двигацца и хуй ты её
поймаешь. Двигалась Дуся оченно резво - создавалось впечатление што даже срала на ходу, а если задерживалась в одном месте больше десяти секунд, значит либо спала, либо отъехала нахуй. Периодически с ней случались кратковременные приступы спокойствия: она ни с того, ни с сего замирала, таращила косые банки в неизвесном направлении и напряжённо ожидала в какое полушарие ёбнет моча на етот раз - ну и в зави-симости от результата через полторы секунды начинала отчаянно щемицца либо влево, либо вправо, затем обычно въёбывалась жбаном в стену, отскочив сломя голову хуярила в противоположную сторону, въёбывалась в дверь и ахуев от такого обилия препятствий начинала щемицца вверх па шторам. Там, где-нить под потолком вдруг опять замирала с таким ебалом типа "во, бля: где ето я?..", снова задумывалась, неожиданно пердела, с перепугу въёбывалась тыквой в багету, падала сракой на подоконник и по новой начинала гонзать по жилплощади - шерсть дыбом, глаза на выкате. Мне думаецца, што именно так выглядел бы кошачий вариант гибрида Алины Кабаевой и Жанны Агузаровой. Наблюдая такую картину, Миша неоднократно говорил Писюну, типа "Писюн, она у тебя походу слепая ваще:" "Да не, не: - успокаивал себя Писюн - "проста ёбнутая." Поначалу Дусина движуха вызывала у меня дезориентацию и приступы тошноты и морской болезни, а Миша её ваще боялся и не любил совсем. Потому что один раз, нихуя неразглядев Дусю на фоне писюновского ковра (связанного наверно тем же дальтоником, который Мише свитер красный захуярил), Миша наступил на ейный хлебальник, а поскольку Дуся почему то мяукать не умела нихера, издавая заместо этого какие-то кряхтяще-пердящие гортанные звуки на манер тувинских духовых инструментов, она со всей своей кошачей пизданутости начала страшным тувинским голосом орать - я, чесно признаюсь, малёха припустил жыдким в трусники, а вот 12-ти летний Миша впервые в своей жызни схватился за серце, а когда отошёл, начал Дусю ненавидить лютой ненавистью. И вот однажды, когда Писюн в очередной раз ушёл посрать и залип в толчке на полчаса, разглядывая в унитазе чудные какашные узоры, мы с Мишей остались тупить в писюновской комнате в два рыла. Тут я обратил внимание, что Дуся заговорщецки выглядывает из-за кресла и щуря один глаз палит в мишину сторону. Я Мише это дело показал и только хотел уже чё-то по этому поводу сказать, как вдруг Миша, внук ворошиловского стрелка, нихуя не растерявшись, мощным вдохом собрал все плескавшиеся в голове сопли (грамм думаю 200, не меньше - зима была) и смачно с присвистом форчманул Дусе прям в рыло. Дуся пролетела всего-то метра полтора, зато с такими выебонами, что Алине Кабаевой и не снилось нах. Через пару дней Дуся начала помаленьку облазить. Писюн говорил что это на нервной почве, но мы-то с Мишей знали, что после такого заряда гайморита в голову вообще не живут - так что ей ещё повезло, можно сказать.
А писюновская мама походу стреманулась, что кошке настает постепенный пиздец и купила Писюну на замену большого такого хуйпойми африканского попугая по кличке Розелло нах. Продавец её пролечил что Розелло пиздец какой умный и говорящий, схватывает типа всё на лету, хуй заткнёшь. Но Розелло почему-то оказался на редкость тупым ебланом. В течение недели мы с Мишей учили его говорить одно единственное слово "Писюн". День изо дня мы парили ему мозг часа наверна по два ": Писюн, Писюн, Писюн,: говори сука ебаная - Писюн, Писюн: вот веть пидар: Писюн, Писюн" - ну и в таком духе; под конец даже нещасная облезлая Дуся, не выдержав такова напора, корча ебало и заикаясь начала гудеть что-то подозрительно напоминающее слово "писюн", лишь бы мы заткнулись нахуй. А Розелле хоть бы хуй - сидел в углу клетки, таращил полные непонимания глаза и обильно серил. Миша уже хотел Писюна разочаровать, типа "Писюн, он у тебя походу глухой ваще",
но как выяснилось, Розелло был нихуя не глухой, а даже савсем наоборот. Всё это время хитрый пернатый слушал: набирался, тыксызыть, сеансу. Через пару недель этот пидор выдал всё - и "Писюн", и "сука ебаная", и "пидарас" с "мудаком", и ещё целый ряд окологинекологи-ческих терминов, смысл которых я узнал только несколько лет спустя. Писюн с мамой были в шоке канечно. И ведь, что характерно, не наебал продавец - действительно хуй заткнёшь.
В качестве бесплатного дополнения к выученным словам Розелло научился кряхтеть, пердеть, лихо подражать звуку проезжающего трамвая и звонко посвистывать. Причём делал он это, походу, круглосуточно, потому как Писюн приходил в школу с таким помятым видом, как будто всю ночь катался на трамвае в шумной компании милицейских свистков. К тому же, по его словам, Дуся сильно нервничала. А Дуся на самом деле сходила нахуй с ума. То есть она и так была припизднута нихуёво, но с появлением Розеллы её стали покидать последние остатки разума. Если раньше Дуся слушала тока то, что пиздят голоса в ейной голове, то теперь к этой неебической толпе добавился и левитан с крыльями, который походу наглухо забивал Дусе все сигналы с Марса. Ну и в один прекрасный день мы с Мишей стали свидетелями того, как Дуся, чуйствуя видимо близкую кончину от помутнения рассудка, решила напоследок во что бы то ни стало вточить говорящего окорока. Сам Розелло к тому моменту времени уже надрочился открывать клетку изнутри и по-хозяйски вылазить на крышу подышать воздухом, причём проделывал всё это не прекращая пиздеть ни на секунду вообще. С крыши своей клетки Розелло как козырной страус выглядывал в окно, обсуждал сам с собой последние новости и попутно подслушивал всякие гадости чтоб вечером опять ошарашить писюновскую маму очередным хитровыебанным матюком. Улучшив один из таких моментов, потерявшая всякую надежду, окончательно охуевшая Дуся, изо всех сил стараясь не палиться, полезла ёпт за добычей на клетку. Выкатив фары от волнения и еле сдерживая метеоризм, Дуся приблизилась к Розеллу вплотную и застыла. Всё, - подумали мы с Мишей, - пизда рулю: Но в этот момент Розелло медленно повернулся, и, увидев перед ебалом такую хуйню (Дуся бешено вращала глазами и мелко тряслась), оценил обстановку, неспешно так прицелился и как заправский скотобой уебал Дусе клювом прям промеж ухов. Тюк, блять: Досмотрев как Дуся ссыпалась на половичок, Розелло звонко присвистнул и продолжил пиздеть. Все остались жывы в общем. Не знаю, что за нервные центры в кошачьей голове поразил удар африканского Розеллы, но облазить после этого инцидента Дуся перестала. Зато начала жрать своё гавно, наводя ужас на домочаццев.