Яркий свет софитов, вспышки сотен камер, регулярные съемки… Голливуд. Кто не мечтает о нем? Кто не желает хотя бы на день или две пробраться на эту кухню мирового кинематографа и сотворить здесь свой шедевр? Об этом мечтают тысячи, миллионы. Но дозволено здесь быть не всем. Успех и удача – вещи какого-то ручного, а оттого и единичного производства. Нельзя просто захотеть и стать  частью этого мира. Но так часто эта участь достается тем, кто и не мечтал об этом. Та же Одетт… Девушка, которая никогда в жизни и не собиралась становиться актрисой – и вдруг стала тем самым центром всеобщего внимания. О ней говорят, о ней пишут, о ней снимают какие-то репортажи, ее всюду приглашают. Создают слухи и сплетни, которые делают и нее знаменитость. И делают весьма удачно. Предложения сыпятся со всех сторон, одно лучше другого. И что делать? Не разорваться же. Выбирать. Снова и снова. И с каждым разом уже забывать о том, что когда-то ты поклялась себе не приближаться к Голливуду ближе, чем на десять километров.

Быть влеченной своей новой жизнью и не замечать тех, кто существует вокруг тебя. Ту жизнь, частью которой она могла бы стать. Зачем? Она же звезда. Такая яркая и ослепительная. Зачем размениваться на искусственные фонари, которые можно создать в одночасье и точно так же затушить? Нотка эгоизма и первые признаки звездной болезни. Без этого жизнь не жизнь, путь и не у всех. С этим так привычно жить, и вскоре это становится тебе необходимым. Юстман жила и капризничала, работала и работала. Не стремилась обращать внимание на все то, что есть около нее. Вокруг нее. И лучше бы она этого не делала… Лучше бы снова упивалась работой и ныряла в нее с головой, лишь изредка давая себе легкую возможность отхватить глоток воздуха.

Стоило ей только отбросить все условности и приблизиться «к народу», стоило только вникнуть во что-то… И сразу появился какой-то страх. Одетт не отличалась суеверностью, но ведь это уже было больше похоже на закономерность? Ей не казалось, это так и было. И пусть никто упорно не хотел в это верить, списывая на то, что это всего лишь ее усталость и глупые предрассудки. И сколько она пыталась доказать всем, что все не так? Как может казаться, что пропадают люди? Как может казаться, что пропадают именно те люди, с которыми она когда-либо была связана? Это не может казаться. Это может только быть. И как жаль, что это было реальностью. Раньше это были такие единичные и нелепые случаи. Но с каждым днем, с каждой неделей это прогрессировало. На последней недели пропало трое людей. И уже стоило бы устроить панику. Но опасение того, что вместо того, чтобы отправиться на розыск пропавших, ее просто упекут в клинику для умалишенных…  Это заставляло отступиться от идеи с паникой и криками «Давайте что-то делать!». Сегодня съемки уже закончились, и Юстман хотела как можно быстрее отправиться в гримерку, чтобы обсудить кое-что с Милой, с которой собственно и делила ту самую гримерку, но ее задержали. Естественно, другого времени не нашлось, чтобы пошутить над ней расспросами о том, кто пропал же сегодня. Пыталась объяснить, что ей надо торопиться – тщетно. Странное чувство в груди, которое так и несло ее ноги к гримерке, слегка пугало Одетт. Как тут не испугаешься, когда происходит черт знает что, а замечаешь это только ты? Еле распрощавшись со съемочной группой, которая практически вся решила разъехаться по домам, Юстман спокойно побрела к гримерной.

Тишина. Пустота. Темнота. Последнее девушке совсем не нравилось. То ли в силу всех ее подозрений, то ли в силу того, что последний фильм о вампирах заставлял быть суеверной и не доверять темноте.  Неважно, главное. Ей было чертовски неуютно. И хотелось как можно скорее найти и Милу, и свет. Неуверенные и необычайно тихие шаги по коридору и попытка вглядеться в темноту, вслушаться в нее, слиться с ней. Глупость. Она забивала этим фильмом свою голову, а теперь чувствовала себя совершенно не в своей тарелке. Она не любила чувство дежавю. А оно так и витало в воздухе. И  создавало напряжение, при котором даже дышать было совершенно невозможно.  Делает вздох, останавливается, резко оборачивается на едва уловимый шорох. Видит темную фигуру. Замирает. Спустя мгновение понимает, что фигуре и дела нет до нее. Снимает туфли и осторожно, на цыпочках двигается ближе. Дурочка, ей бы бежать как можно дальше и как можно быстрее. А она сама идет в подготовленную ловушку.  Прислоняется к стене, вглядывается в эту мигающую темноту, видит что у этого некто на руках… Мила? Сердце замирает, крик так и рвется наружу. Она прикрывает рот ладонью, как можно сильнее. Лишь бы ни звука не сорвалось с ее губ. Этого не может быть. Что это? Кто это? Зачем это? И почему… Мила? Она ждет, когда фигура с Милой на руках исчезнет, со всей силы бежит к  тому месту, где сейчас  был этот кто-то, опускается  корточки, пытаясь разглядеть что-то странное на полу, касается этого своими пальчиками. Какая-то жидкость. Она приближает их к своем лицу и пытается разглядеть. Мерцание в темноте хоть и нервирует, но помогает ей разобраться в том, чем испачканы ее руки. Кровь. Она испуганно всхлипывает и мчится  в гримерную, захлопывая за собой дверь и закрывая ее на все замки, и находит ужасный беспорядок. Сердце екает, а в голове возникают самые странные мысли. А вдруг… А если весь их сценарий не вымысел и не миф? Вдруг, все страшилки – это реальность? И если то, что ей показалось, если то, о чем она подумала – это правда?  А ели это все действительность и… Ей нельзя здесь оставаться. А если эта фигура вернется? В панике хватает свои вещи, свою сумку и, забывая надеть туфли, со всех ног бежит к Тревино. А к кому же еще? Он единственный, кто сможет ее сейчас успокоить и вселить хоть какую-то надежду. Он тот, кто не будет высмеивать ее в отличие от большей части всей съемочной группы, он тот, кто естественно ей поможет. Разве нет? По крайней мере, Одетт была лучшего, самого лучшего мнения о Майкле.

Находит Майкла, пусть и не так скоро, как ей бы того хотелось. Ни говоря ни слова бросается к парню и испуганно о чем-то твердит, веря, что он сможет уберечь ее от всего этого. А может, он сумеет развеять ее догадки? А может он скажет, что это все розыгрыш и той фигурой был он, а Мила сейчас спряталась с букетом цветов в шкафу и только и ждет команды, чтобы выпасть из него и завопить «Мы тебя разыграли!»
- Там.. Майкл, там… Мила, там… - она не стала сразу выкладывать все свои опасения про вампира, иначе ее вконец засмеют. Это и правда смешно до отвращения. – Я видела, ее кто-то держал на руках, на полу кровь… В гримерке беспорядок, а она сама… У него на руках, она выглядела не лучше покойника, Тревино! – испуганно тараторила Юстман, не выпуская из своих цепких объятий парня. – Он так странно склонился над ней… А если он... Самый настоящий вампир?– Одетт поджала губы, подняла голову и испуганно посмотрела на  Тревино. - Я боюсь.. Я… Это все из-за меня, это все я виновата. Все пропадают, и всему виной лишь я, - еле слышно пробормотала она, давая волю своим слезам.