Естественно, Рождество не Новый год, и поэтому не нужно ждать, когда часы пробьют двенадцать, наступит одна минута первого этого 25 декабря, выпивать залпом стакан шампанского, а потом переходить на более крепкие напитки. Это не тот праздник, а поэтому этого и не нужно вовсе. Но когда душа требует, организм поддакивает, разум не сопротивляется и только распахивает свои объятия для такого времяпрепровождения – почему нет-то? Вот все эти вышеперечисленные элементы, составляющие в конце-концов такой экземпляр, как Линдси, и были не против этой репетиции новогодней ночи. Забравшись в какой-то клуб, найдя таких же фанатиков полуночи с отсчитыванием мгновений и шампанским, Фонсека неплохо встретила наступивший день, поздравляя всех с Рождеством и обещая, что 31 декабря она вернется в этот же клуб, за этот же столик и непременно желает видеть эти же лица и в точно таком же хорошо приподнятом настроении. Благодаря тому, что она редко блистает на ковровых дорожках, Оскаров не получала и с очень известными знаменитостями неважно какого пола не спала, ее узнавали лишь те, кто смотрел все сериалы подряд. Но и тем она быстренько заткнула рот автографом на лбу. А главное  так старательно вырисовывала, таким каллиграфическим почерком и главное – каким-то водостойким маркером,  завалявшимся в сумочке. Только сфотографироваться надо было с «помеченными» и в рамку потом такую фотографию.
      Но даже новогодняя ночь имеет свойство заканчиваться, оставляя за собой пустоту. А вот Рождественская ночь не только заканчивалась, но еще и  вместо пустоты и тишины, в которой можно было бы выспаться, а потом и снять похмелье, но еще и уступала место дню, который был наполнен такой шумихой и суетой, что становилось тошно от всех этих подарков и Санта Клаусов на каждом шагу.  А от вечера так и вообще можно было бы ужаснуться… Линдси зажмурила глазки, постаралась нарисовать сладкую картинку того, как она уже к вечеру будет бодра и трезва как огурчик, успокоила себя этими мыслями, и только потом снова посмотрела на жестокий мир, который так и соблазнял очередной рюмкой текилы. Пьянству бой она объявлять не стала, преспокойно выпила со всей своей новоприобретенной компанией на брудершафт, замерла минут на пять, лихорадочно соображая, куда теперь податься, что теперь делать и как дожить до завтрашнего утра,  и горячо со всеми попрощавшись, в том числе, проорав свое странное прощание всем, Линдси поплелась на свежий воздух. Отрезвляющего эффекта не последовало, ну да и черт с ним. Закинув сумочку на плечо, актриса поплелась по тротуарчику. И лучше б не делала этого. Заметила, как открывается какой-то магазинчик жутких сувениров – вот терпеть же их с детства не могла! – а тут зашла, прикупила какую-то странную и тяжелую статуэтку малоприличного содержания, попросила ее упаковать посимпатичнее, а также попросила подарочный бант. Да такого размера, словно она собралась машину упаковывать и завязывать этим бантом. Получив все в свои дрожащие рученьки, она еле оторвалась от пола, приподнимая только что приобретенную вещь, водрузила бант себе на голову вместо шляпы и расплатившись с этим великолепием, пошла на поиски такси.
      Поймав на себе удивленный взгляд – а как еще же можно смотреть на пьяную девицу с бантом, который чуть меньше ее? – Линдси поняла, что не знает, куда и к кому едет, а главное, кому можно подарить эту в какой-то стороны симпатичную, а с другой стороны тяжелую бронзовую бабу (будь это бронзовая копия Давида – она бы без сомнения оставила ее себе и оставила посреди гостиной – как елку рождественскую!). Вспомнив почему-то Хейнса и представив его реакцию, если она сунет ему этот подарок, Фонсека засмеялась на все такси, теперь уже перепугав таксиста, который вероятно не раз пожалел, что  остановился около этой дурной.  Проговорив адрес, куда бы ей сейчас хотелось отправиться, Линдси забыла про мужика и стала усердно пристраивать бант на своей талии, а потом еще и решила завязать его на себе. Нет, ну чем не подарок века? Красива, обаятельна, и пофиг что пьяна и с пакетом в голой бронзовой бабой в одной руке? Очнувшись от маньячного шепота таксиста, твердившего, что милочка приехала, Эл не сразу сообразила, что за милочка. Поймав на мысли, что милочкой обозвали ее, она обиженно фыркнула, вручила водителю деньги, и попыталась вылезти из такси. Трижды она зацепилась своим бантом, чуть не оставила статуэтищу, купленную получасом ранее, но все-таки отцепилась от этой чертовой желтой машины. Без потсоронней помощи пробилась к лифту, забралась ан нужный этаж, отыскала дверь той квартиры, куда ей сейчас так было нужно (и это в восемь утра!) , подойдя к двери, Линдси стала ненавязчиво так напевать:
      - Тук-тук-тук, открывайся, это я пришла-а-а-а-а-а-а, - поняв, что это вам не сказки, Фонсека уперлась лбом в дверь и раздраженно выдохнула. – Ээээээй, откройте мне-е-е, это я… Санта Линдси! – и снова тишина, правда она печенкой чувствовала, что в соседней квартире та странная старуха уже прилипла к глазки и набирает полицию, или психиатрическую клинику. Линдси повернула голову и посмотрела на звонок, трижды изменилась в лице и нажала пальчиком на кнопочку. А потом еще ради пущей уверенности три раза пнула ногой в дверь. – Ну, давай уже, оторвись от своей кровати или кого-то в ней и тащи свою задницу к двери! – обиженно прошипела Эл и поправила на своей талии бант. Только она отпрянула от двери, как та раскрылась и девушка увидела перед собой Хейнса. – С ноооо…. Рождествоооооом! – расплываясь в странной улыбке, довольно пропищала Фонсека и бросилась обнимать парня.

      И почему Линдси как-то не заметила того, что набродилась со своими пламенными объятиями на… одеяло? А она так рассчитывала на то, что попадет в объятия молодого и симпатичного. А тут – одеяло. По крайней мере, именно в одеяло, а не во что-то похожее на человека, уткнулась ее мордашка. А потом и вообще… Одеяло видимо не выдержало такого напора чувств, попятилось, запнулось, полетело. Но Эл-то не так проста! И она…. Полетела вслед за этим одеялом, пытаясь маневрировать ее первым полетом на летающем предмете подобного рода. Удачное приземление последовало практически следом, и Фонсека удивленно отметила то, как же предусмотрительно был поставлен здесь диванчик. Весьма предусмотрительно! Довольный хохот девушки, а потом внезапно загоревшийся свет, который весьма неприятно ударил по глазам. Линдси прикрыла глаза ладошкой, а потом, словно ребенок, увеличивала расстояние между пальчиками и пыталась привыкнуть к неприятному яркому свету.
      - Предупреждать надо! – недовольно пробубнила она и посмотрела на парня, который улыбался во все свои тридцать два. И между прочим, даже очень одурманенный сегодняшней ночью взор Линдси, сумел послать в ее мозг сигнал о том, что делает он это ну уж очень обаятельно. Мысленный отбой я ярко-красной надписью «Друг», причем до неприличия яркими и огромными буквами, вовсе не заставил Эл  тут же расслабиться, и вместо этого девушка хитро прищурила свои глазки, бросая непонятный взгляд на друга. – И мало того, что я пришла поздравить тебя самой первой, - она невольно устремила свой взор в сторону коридора и вытянула шею, словно пытаясь высмотреть кого-то там или услышать чей-то голос. Убедившись, что там вроде как никого нет, и сейчас никто не выбежать оттуда с диким воплем «Как ты мог бросить меня одну в постели ради этой алкоголички?!» - Я пришла еще и с подарком, - гордо выпятив грудь вперед, пролепетала Линдси. Естественно, она сама была как подарок, о чем свидетельствовал бант на ее талии, который так некстати загораживал половину обзора и мешал Фонсеке во все свои очи разглядывать друга и строить мысленные догадки – почему это он в одеяле? - Ты там точно один? А то окажется, что я еще помешала… – скептически переспросила она, деловито зацепляя пальцем одеяло и решив потянуть его чуть на себя. Никаких комплексов. Совершенно. Просто чертовски хотелось спать. А тут – и диван, и одеяло, ну а самого друга можно было запросто трансформировать в подушку и преспокойненько уснуть.
      «В комнату? Какая комната? Мне итак хорошо… Даже очень!» - девушка довольно улыбнулась и весьма театрально упала на грудь Хейнса, совсем уж вольготно расположившись на парне и не проявляя никакого желания вообще двигаться, а уж тем более совершать марафонские бега и пилить в комнату.  Отрицательно помотав головой и что-то пробубнив, вероятно «Ничего я не хочу, никакую комнату – тем более». Это кому-то мешало? Нет, ну если только Колтону, который был вынужден сейчас держать  не совсем трезвую девицу с огромным бантом и каким-то маниакальным желанием подарить ему ту статуэтку из магазина. Кстати! Фонсека с недовольным воплем сползла с парня, не разлепляя своих глаз нащупала тот пакет, с которым шествовала от магазина до квартиры, вернулась обратно к парню и деловито протянула это нечто ему. С ехидной улыбкой и странным огоньком в уже приоткрытых глазках. Ей всегда приходили дурные мысли в голову, так зачем же исправляться? Тем более… Хотя раз взглянув на потенциальный подарок – ее уже будет невозможно забыть. Это ли нужно было ей? О, ну что вы!
      - Не то, чтобы я сразу вспомнила о тебе, когда увидела это, - последнее слово утонуло в смешке, сорвавшемся с губ  Линдси, - Но она точно подойдет к интерьеру твоей гостиной, а сам себе такое ты бы точно не купил, - улыбаясь во все свои тридцать два, не менее притягательно, чем Хейнс, выдала эта девушка и вместе с пакетом обратно залезла на парня, который по-прежнему был замотан в одеяло. Хм, наверное, если бы это было не так – то стоило бы удивляться, а так.... Все-таки немного сумасшедшая. – Счастливого Рождества! – бросила она ему такие стандартные слова, которые наверняка произносились сегодня бессчетное количество раз, каждым и каждому. Вытянув губки бантиком, Эл наклонилась к парню и чмокнула его своими холодными губами в кончик носа. Промахнулась? Ну, все возможно, особенно когда даже сама Линдси не знала, что ей может взбрести в следующую минуту.  – Тащи свое чего-нибудь…. Погорячее, - усмехнувшись, произнесла она и так по-детски передернула плечиками, словно показывая, будто она успела замерзнуть. Ну да, по улице шастала – не замерзла, а тут вдруг  решилась поддаться влияниям не то, чтобы низких, но и не таких уж высоких температура за окном.  – Ну или меня… К этому самому погорячее, - сладко промурлыкала она, словно решила спародировать мамину кошку.

      Не успела девушка более-менее привыкнуть к яркому свету ровно на столько, насколько это было возможно, как снова все изменилось. Точнее – даже не убирая ладони от своих глаз, Линдси поняла, что свет-то уже не такой яркий, а потом его и вовсе не стало. А еще ладонь парня, которую она уж отчетливо чувствовала на своей, стала настырно заставлять Эл убрать руку от лица. «Он издевается?» - это было, пожалуй, первой мыслью, что пролетела в его голове. С трудом разлепив глазки, которые были предусмотрительно зажмурены перед ярким светом, девушка попыталась сориентироваться в куда более приятном полумраке этой квартиры. Все на местах? Света нет? Это все больше и больше нравилось Фонсеке, что, собственно, и заставляло ее улыбаться все шире и шире. Какое-то легкое замешательство и подозрительный интерес в глазах парня  (что-то, а вот то, что нужно было ей – она могла увидеть даже в полнейшей темноте) заставлял девушку думать о том, что эффект внезапности с преподнесением и подарком дал нужный эффект.
      - Распаковать подарок? Какой из? – словно между делом выдала она, так как продолжала считать себя еще тем подарком жизни и судьбы, который можно дарить не раз, да еще и по любому поводу. Какая экономия, просто умереть не встать. Она уже потянулась к пуговкам на блузке, но тут ей испортил всю малину бант, что она так усердно привязывала. Да так усердно, что его, наверное, теперь одним легким движением не сдернешь. Понадобятся ножницы, чтобы перерезать те злополучные ленточки, которые она связывала у себя за спиной. И, как давали понять пальчики, которые сейчас усердно ощупывали этот узел, бант привязан был так, словно это парашют какой-то.  – Ну да, конечно, - решила она выйти из положения и вспоминая про меньший, но не мене запоминающийся подарок, стала вспомнить то, а не так же сильно ли ей замотали ту статуэтку в магазине.
      Она редко когда задумывалась над поведением и поступками, и ей было совершенно неважно то, что она в такую рань могла завалиться к другу и бросаться налево и направо весьма двусмысленными фразами и совершать точно такие же действия. Разве это было плохо? Не планировать, а делать то, что хочется  именно сейчас. В данной ситуации. С данным человеком? Не усложнять свою жизнь предрассудками и глупыми размышлениями по поводу «Можно» и «Нельзя».
      - Конечно, шучу, я ж такая юмористка! – умиленно пролепетала Линдси, чуть ли не затыкая парня своими словами и не давая ему возможности сказать что-то еще. Но он тоже был настырным, а потому придумал еще кучу оправданий только что сказанному.  – Это хорошо, что один, да, меньше всего я сейчас хотела напороться на какую-нибудь растрепанную и утомленную блондинку, - с некой издевкой в голове произнесла все это Линдси и заговорщически поиграла бровями, словно давая понять Хейнсу, о чем она сейчас говорит. Ладно, ее намеки мало кто понимал. Но она их давала? Давала. А понимать – не ее забота. – Люблю быть первой, - сменив интонацию, продолжала шатенка и с видом довольной кошки расположилась на парне.  – И поздравлять первой – тоже, - с стиле самого же парня, добавила она странно уточнение к своим предыдущим словам, так и подталкивая к сомнительным раздумьям по поводу сказанного.
      Небольшая передышка от слов, возня со статуэткой и попыткой ее распечатать и совать долбанной обертки, сумбурная поздравительная речь. Мало того, что сумбурная, так еще совершенная не в самом лучшем состоянии весьма двусмысленном положении. Не менее странное завершение. Когда она в последний раз  лезла целоваться к друзьям? Ну ладно, не такой уж это и серьезный поцелуй, но вот Линдси это немного, самую малость, но заставило задуматься. На мгновение. Недовольно посмотреть на парня с видом «Какого черта позволил это сделать?» и недовольно поджаты губки. Секунда, два, тридцать, минута. Тень смятения была смахнута с лица в тот момент, когда она оказалась на руках у Колтона и определенно двигалась в сторону комнаты.  Держа в одной руке статуэтку, которая весила как половина самой девушки, а другой рукой придерживая одеяло, которое почему-то парень избрал нарядом на сегодняшнее утро, Линдси и не заметила, как очутилась на очередном диване, но надо признать – куда более удобном, нежели тот, что был в прихожей. С грохотом водрузив статуэтку на столик около дивана, девушка победоносно улыбнулась.
      - Я же говорила, что подойдет, - с видом профессионального дизайнера, произнесла она и решила проследит за движениями Хейнса, который… Ошивался у бара? Не продолжение же ночного веселья? Не то, что бы она была против, но не он ли вечно пытался впарить ей после очередной гулянки кружку чая или кофе? Неужели она спутала его с кем-то из своих друзей? Поудобнее устроившись на диване, Фонсека потеребила помявшийся бант у себя на талии. – Ножницы поблизости есть? – абсолютно серьезно спросила она. Пошарив по столику и не найдя там ничего такого, она стала медленно отрывать те самые ленточки, но они оказались на удивление прочными и не поддавалась девушке.  Возникший перед носом бокал, а не ножницы, закутанный все в то же одеяло Хейнс, заставили отвлечься Линдси от банта и оставить его так, как есть, потянуться за бокалом, поймать на себе взгляд от которого, нет, не дрогнуло сердце, но явно что-то зашевелилось внутри.
      - Пить за Рождество? С утра? Какое неуважение к празднику, - с нескрываемой иронией в голосе, учитывая ее собственное состояние-то, произнесла Линдси и усмехнулась. – Но где наша не пропадала, - сказала она, принимая бокал и уверенно беря его в руки, - Счастливого Рождества! Надеюсь, следующее твое Рождество будет куда спокойнее, чем это, - мягко намекая на себя и  тот переполох, что она устроила с утра пораньше, закончила Линдси, переплетая с  Колтоном руки. Не скрывая какой-то довольной улыбки. Даже не пытаясь.  Касается губами бокала и отпивает его содержимое. Не сводя глаз с Хейнса. И так длится до тех пор, пока бокал постепенно не становится пустым.  Осторожно проводит  кончиком указательного пальца по губам,  словно собирая крошечные капли напитка и тянется к его губам, застывая в паре миллиметров. Будто давая именно ему время передумать. В конце-концов, это же была не ее идея. Хоть она и весьма не против.

     Что заставляет нас потом о чем-то сожалеть? Лишь мысль о том, что не сумели себя вовремя остановить. Всего-навсего. Казалось бы – такая мелочь. Такая незначительная мелочь. Она должна была хотя бы подумать о том, что потом тоже будет жалеть. Может сегодня, а может завтра. Или через неделю. Или даже через год. Но пока что не понимала, о чем именно – о том, что сейчас позволит себе нарушить собственные принципы или, же о том, что позволит им взять верх над собой. Но она будет жалеть, пусть даже и никому не говоря об этом. Самонадеянная. Самоуверенная. Именно так. Уверенная в том, что сможет избежать  необдуманных поступков, что потом сыграют против нее, уверенная, что все в один момент сможет обратить в затянувшуюся шутку недружеского характера.
      Она ставит бокал на пол, осторожно, чтобы не уронить и не позволить крошечным остаткам пролиться на мягкий ковер. Не спешит, продолжает медлить, находясь всего в миллиметре его губ, чувствуя его дыхание на коже. Невольно улыбаться от этого приятного ощущения. Чувствовать, как даже алкоголь в организме начинает отходить на второй план. Даже неважно, сколько она выпила. Не чувствовала. Ни на грамм. Лишь остатки  напитка на губах. Не более. Улыбается практические ему в губы, понимает, что чертовы мгновения тянутся уже ужасно долго. Кажется, что прошли минуты, за которые можно было бы передумать многое. Но нет, всего лишь мгновения, которые могут разрушить  дружбу с этим мужчиной. Жалела? Скорее – не понимала. Или не хотела понимать. А ведь всю жизнь она осуждала своих подруг, решившихся на подобное. Смеялась. Обещала себе, что никогда так же не поступит. А сейчас… Шла наперекор собственным принципам. К черту принципы. К черту правила. В конце концов, и ведь создают только ради того, чтобы нарушать. И Это весьма и весьма сладко.
      Чувствует его губы на своих, больше не задается глупыми вопросами и отвечает на его  поцелуй. Немного странно, но оттого не менее приятно. Именно приятно. Никогда не задавалась даже мыслью о том, что его можно целовать. Сладко, с ноткой горчинки. Далеко не дружеский поцелуй, как там, в прихожей.  Не отрывается от его губ, легонько вздрагивает, чувствуя его ладонь на своей щеке, эти прикосновения, от которых даже желание дышать пропадает. Настолько нежные, настолько невесомые, что даже непривычно. Ее ладонь ложится на его щеку, но лишь на какое-то мгновение. Убирает руку, словно делала что-то, что ей совершенно нельзя. И ведь, правда. По идее – нельзя. Но некому сейчас сказать об этом вслух. Громко и отчетливо. И это плохо. Ее пальчики зарываются в его волосы на затылке, и Линдси притягивает его к себе еще ближе, с явным намерением показать, что совершенно не желает его отпускать. Капризная девчонка, которая что-то получила и теперь не желает ни отдавать, ни с кем делиться. Как по-детски. Как неуместно.
      Голова немного кружится, но, то ли от алкоголя, то ли от явной нехватки кислорода, то ли от желания, от которого   сводило все внутри. Ее руки втиснулись между их телами и пальчики стали ловко расстегивать пуговицы на собственной блузке девушки. А этот бант, который не хотел поддаваться Фонсеке. Бант, который она проклянула уже не раз.  Беспрекословно, без единого недовольного звука или жеста она опускается на подушки и отрывается от его губ лишь ради того, чтобы набрать побольше воздуха в легкие, чтобы сделать крошечную и необходимую им двоим передышку. Может, одумаются? Черта с два. Она чуть приподнимается и впивается в его губы с очередным поцелуем. Сумасшествие. Ну, ладно, она… От нее можно было всегда всего ожидать.  Но он-то! Линдси резким движением немного сдергивает уже надоевшее одеяло и позволяет себе  так беззаботно скользнуть своими ладонями по его плечам, предплечьям, спине. Еще с самого своего появления она так естественно и по-дружески обнимала его, а сейчас без тени сомнения и смущения изучала его тело. Сложно. Запутанно. Совершенно неизвестно, что правильно – то, что должно быть, или то, чего хочется.
      - Мы… Ты… Мы же друзья, - осмеливается она еле слышно прошептать это вслух, прерывая поцелуй. С каждым выдохом произнося то или иное слово. Так спутано. И произнесено с такой интонацией, словно она сама сейчас просила, чтобы он отрицал все ее слова и вторил ей. Едва касаясь ее губ, что это все глупости и ерунда. Сама это произнести она себе просто не позволяла. Расслаблялась, закрывала глаза и чуть запрокидывала голову назад. Нет. Определенно его близость и жар тела сводили с ума. И Она даже желала, что эти слова сорвались с ее губ. Нет… Или да? Или быть может? – Это все испортит? Или нет? – так же тихо спросила она, очерчивая кончиком указательного пальца контур его губ. Знает, что «да», и будто бы уже не ждет ответа. Знает, что лучше бы ей молчать. Но раз уже что-то сказала... С  опаской смотрит на него и виновато прикусывает нижнюю губу. Нелвкая пауза. Нериличная. И чем ее нарушить?

      Что будет завтра? Без разницы. Все равно. Ей просто плевать, сможет ли она завтра посмотреть ему в глаза. Сможет ли снова когда-нибудь с ним говорить. Как прежде. Обо всем. Без стеснений. Неловкостей. Молчания и отведенного взгляда. К черту. Как раньше. Боже мой. К чему эта установленная планка? Установленная нами? А потом и эта глупая попытка соответствовать ей. Раньше… Зачем думать о том, что предстоит терять? Почему не насладиться тем, что можно приобрести? Говорят ведь  - все, что ни делается. Кажется, к лучшему? Готова себя уговорить. Лишь бы верить в собственную безнаказанность. И то, что никаких последствий.
      И пусть немного странно. Именно странно сейчас. Понимать, что влечение к нему захлестнуло с головой. Как гигантская волна. Цунами. И нет возможности избавиться. Спастись. И ведь даже… Не хочется. Хочется утонить в этом водовороте ярких ощущений.  Рискованно, но если хочется – к чему отказывать? Странно понимать, что это безумное влечение стало рисовать в сознании те факты, о которых прежде не стоило даже вспоминать. Собственные фантазии, собственные мысли, которые раньше нельзя даже было оглашать. Или повторять. Как нелепо.
      Целовать его. И позволять ему целовать себя. Наслаждаться этим и не понимать, как обходилась раньше. Без этого. Без него. Опасные мысли, которые не приведут ни к чему хорошему. Они просто не могут довести до положительного. Облегченно вздыхает, ощущая, как он нетерпеливо освобождает  прозрачную ткань из-под злосчастного банта. Тяжелый вздох. Сбившееся дыхание. Обдающая жаром волна наслаждения, стоило только его ладони коснуться талии. Нетерпеливо оторвать этот чертов бант, пусть и причинив себе неприятное ощущение. Может даже боль. Но растворенную в буйстве  ярких красок и чувств. Безумство. Но такое, в котором нуждался каждый из них. Она это чувствовала. Она это не отрицала.
       Его близость, которой она не придавала никакого значения раньше, лишала ее всяческих попыток мыслить разумно. Хотелось только одного – его. И она даже не держала это в себе, тихо прошептав это вслух. Слышал, не слышал – неважно. Как много ей сейчас стало неважно. Дурман. Словно последствие от приема сильного наркотика. Лишь бы не последовало привыкание. Иначе им обоим станет плохо. Обязательно.  Учащенно дышит и почти срывается на тихий стон, когда его губы касаются шеи. Так нежно. Так осторожно. Так обжигающе. Сладко. Невыносимо. Выгибается навстречу его ласкам, показывая и доказывая, что не желает их прекращения. И как можно?  Его взгляд. Прямой. Откровенный. В нем видится ответ на собственный вопрос. Естественно, конечно, разве она могла подумать о том, что эти глупые слова заставят их отступиться? Смотрит. Не дышит, но смотрит. Накаленная тишина. Неприличная пауза, нарушенная одним лишь шумным выдохом. Не смогла сдержаться. Улыбнулась.
      Что за привычка переадресовывать ей же ее собственные слова? Особенно те, на которые ей самой не хочется отвечать. Почему? Они решают все. Не хотелось брать эту ответственность на себя. Глупышка. Нет. Идиотка.
      - Какая уже разница? – бессмысленный ответ. Под стать заданным бессмысленным вопросам. Ладонь осторожно поглаживает его щеку, поднимается чуть выше, позволяя кончикам пальцев дотрагиваться до его волос. Сентиментально? Отнюдь. Заключает его лицо в свои ладони и притягивает к себе, сокращая пресловутое расстояние до считанных миллиметров. Не ждет. Впивается в его губы стремительным поцелуем. Жарким. Властным. Говорящим самим за себя и не требующим абсолютно никаких слов. И, правда?  Какая уже разница, когда каждого из них все устраивает? С нелепыми попытками, но она как-то избавляется от блузки, что уже просто мешала, что просто была ненужной и надоедливой. Прижимается к нему и выдыхает что-то невнятное, обжигая ему губы. Наверное, она все-таки понимала. Понимала,  почему их отношения повернули в это русло именно сейчас. Наверное, берегла. Оставляла на потом. Как самый лучший приз. Как лучший подарок. Подарок на Рождество.

      Самое странное утро из всех, что ей приходилось переживать за всю свою жизнь. Думала, откроет глаза и поймет, что все-все просто сон. Надо же, впервые этой девушке хотелось, чтобы именно так и было. Итог? Ха-ха дважды. Не судьба. Деточка. Стоило открыть глаза и понять, что ничего это не сон. Нет, ей бывало и раньше не самые приличные сны снились, но и тут она могла гордо бросить каждому «А кто из всех в этом не грешен?». И права, кто? Нелепо подергав себя за щечку, Линдси удостоверилась в том, что правда, что все реальность, что вчера она переспала с одним из своих друзей и то… Что она совершенно не знает, что делать. Бойкая особа, которая без зазрения совести могла сделать что угодно, сейчас не знала. Что делать. Это было… Нонсенсом. Но стоило признать одно – что-то в этом всем было. Помимо растерянности и не знания того, что она могла бы ему сказать, как только он откроет глаза. Или, может он уже проснулся, просто сам в таком же положении и наблюдает за ней? Подозрительно прислушавшись, Ли попыталась по одному дыханию понять, спит он или нет. И почему в нужный момент не открывается третий глаз как раз на затылке?
      Тихое сопение. Размеренное дыхание. Спокойное. Смешанное с ее волосами. Да. Приятно. Даже тепло. Его объятия, его неосознанные сонные прикосновения к обнаженной коже девушки заставляли улыбаться. И так не хотелось просыпаться. Окончательно просыпаться. Не из-за того, что просто лень вставать и куда-то идти, а из-за того, что не хочется лишать себя этого волнующего и волнительного тепла. Черт. Может, все того и стоило? Ну, подумаешь, в этот раз она не трофей. Просто подарок. Собственноручный подарок, пришедший на своих собственных каблуках и преподнесший себя самым лучшим образом. Стыдно? Возможно. Фонсека попыталась смотреться в комнате и припомнить то, как она все-таки оказалась в спальне. Как они вообще оказались в спальне, а не в гостиной. А собственно, какая разница?  Она капризно, по-детски надула губки. Загнать себя в угол. Может, если присмотреться, то подобно Алисе можно найти какую-то спасительную маленькую, крошечную дверь в страну Чудес, где нет этих проблем. Опять побег? А идея. Да.
      Как-то выбравшись из его объятий, и, может даже, разбудив его, но Линдси сползла с постели. Нашла что-то свое, и теперь уже  в одном нижнем белье отправилась на поиски остальной одежду Словно птичка по пути из хлебных крошек.  Оглянулась, посмотрела на спящего парня и почувствовала, как что-то обиженно кольнуло внутри. Ведь если бы не подобная глупая идея и внезапная одержимость ею, могла бы еще нежиться в теплых объятиях. Ели бы была чуточку смелее. А может просто не судьба? Глупая привычка сваливать все на судьбу. Проходя мимо кухни, Фонсека долго боролась и в итоге не смогла себе отказать в легком перекусе. Хотя, кому она врать собиралась? Она была голодная как волк, ведь со вчерашнего дня толком ничего не ела. Что-то перекусила, что-то укусила. Ну ладно, засев у холодильника, она решила, что сейчас не сбежит. Но ей будет проще, что первое, что Колтон увидит – пустая постель. И подумает про нее кучу нехороших слов. А лишь потом  услышит шабарканье на кухне. И может, сочтет ее за мышь.
      Продукты, заваленный стол, и Линди на краешке этого стола, что-то поедающая. А точнее – поедающая все, на что взгляд упадет и до чего рука дотянется. По-хозяйски. Нагло? Да. Но раньше она себе позволяла себе такое. Что изменилось сейчас? Ладно, что-то весьма весомое, но еду, никто не отменял? Быстро что-то смекнув, она решила сварить кофе и может быть этим кофе отвлечь хозяина квартиры от возможного разговора. А может у  него все проще и он вообще не собирается придавать значения? А может… Брр. Стоп. Хватит. Кофе. Кофе, чей замечательный аромат скоро заполнил кухню и наверное. Пополз по квартире. Налив себе чашечку и вернувшись к продуктам на столе, Фонсека с какой-то опаской посмотрела на дверь. Никого. Значит спит. Значит… Хорошо.

      Кто сказал, что все что произошло – чрезмерно сильно усложнило жизнь? Она придумывала себе то, убеждала это. Но не чувствовала. Не бездушная, нет. Не бесчувственная. Нет, не так.  Просто удобнее думать, что что-то изменилось, что случилась катастрофа, что выхода нет и все так сложно. Что сложного? Она просто позволила  немного отойти от обычных отношений. Сойти с главной дороги на какую-то тропинку. Но почему все уверены, что эта тропинка обязательно приведет в бездонной пропасти? И она, считавшая именно так, пыталась себя в этом убедить. Не зная других вариантов развития дальнейших событий, она предрекала именно это. Но ведь… Ведь все было хорошо? Сейчас? Он был где-то в комнате, возможно спал. И так хотелось вернуться. От этой мысли даже хотелось негромко взвыть и пересилить себя.
      Шорох, невнятный звук, какое-то шипение. Линдси нервно сглотнула, понимая, что вот, идеальная реальность закончилась и пора вернуться к ней, но уже в более пасмурном свете. Продолжая что-то жевать и не стараться обращать внимания на  звуки из комнаты, Фонсека продолжала что-то жевать, но уже с меньшим аппетитом. Чертово волнение! Как девчонка пред первым свиданием! Как студентка перед главным экзаменом. Черт. Оставалось лишь запинаться в мыслях, путаться в ощущениях, придумывать оправдания. Она еще ничего не совершила – но уже собиралась оправдываться. Чертова привычка. Странные ощущения и хотелось поскорее от них избавиться.
      - Ага, с добрым, - произнесла она, отвечая на его вопрос и слегка удивленно посматривая на Хейнса. Что затон? Что за попытка закинуть удочку и выловить какую-то информацию о ее настроение? Не мнительность. Чувство. – Хотя в любой другой момент я бы с удовольствием тебе сказала, что утро добрым не бывает, - иронично пропела девушка. Не устраивать же трагедию? Все хорошо. Даже желудок не возникает и рад той порции еды, что он получил. И продолжает получать. Внутри все успокоилось за исключением глупого сердца, которое стало как-то медленно отсчитывать удары. Медленно, но так громко и слышно. И даже ощутимо. Сколько можно?
      - Я никогда ничего не планирую, - ничуть не смущаясь своего внешнего вида, ровным и с ноткой лукавства, произнесла шатенка, косо посматривая на парня.  Но лукавство лишь в хитром взгляде. Не более. Она не врала, она говорила правду. Всю жизнь чувствовала себя эдаким перекати-поле, у которого нет планов, нет  внушительного списка дел на завтра. Человек, который жил одним днем и не особо задумывался о том, что будет через неделю. – Как получится, наверное, как и любые другие праздники… - взволнованно выдохнула она, даже не пытаясь строить предположения о том, из-за чего он вдруг решил задать ей этот вопрос. Пф, забавно.  -  Не сторонница, я думала – ты знаешь, - хмыкнула она открывая для себя одно -  ее друг совсем ее не знал. Друг. У нее еще поворачивался язык такое говорить. Ну ладно – думать. Друг… Черта с два. Смерив парня многозначительным взглядом и махнув на все с настроением «Будь что будет – худшему уже не бывать все равно», Фонсека слезла со стола и подошла к нему совсем вплотную, даже не заботясь и не вспоминая того, что разгуливала по кухне в нижнем белье. И что? Можно подумать, е это смущало.  Или, будто он этого не видел что ли?  - Утреннее происшествие? О чем ты? – с легкостью спросила она и изобразила непонимание на своем премилом личике. – Это не происшествие – катастрофа, - отчетливо говорила девушка. – Катастрофа в том, что все это время я упорно считала тебя другом, одним из лучших друзей, - попытка сыграть обиду и разочарование в голосе, сменившаяся на какое-то тепло и нотку обожания в этом тоне. – И даже не понимала, что больше ты мне понравишься и даже будешь нужен в другом качестве, -  с иронией произнесла она и с какой-то мимолетной издевкой поцеловала его в шею, вдыхая носом его запах, пусть и с примесью чего-то душистого и чуточку неправильного. – Я наверное сказала или сделала что-то не то? – приподнимаясь на цыпочки и проведя дорожку поцелуев от шеи к его губам, Фонсека с привычной ей легкостью произнесла, обжигая своим дыханием его губы.- Я, наверное, все-таки оденусь. И кстати, захочешь позавтракать – кофе свежий, - улыбнувшись, закончила она и резко развернувшись, направилась в гостиную. В очередной попытке найти свои вещи. И по возможности на полу, а не черт знает где.