Когда ты ушла, мне было хуже некуда. Я не притворяюсь: без надежды, без любви, без блаженства. Да, мы любим так, словно это навсегда, а затем живём остаток жизни порознь [c]
внешний вид.

Вспоминая друг друга с прошлых лет, узнавая, не упоминая всуе, и только за стаканом виски, всегда по иронии, не по случайности третьим, закатываясь взглядом за углы, изрезанные колким инеем и тьмой проёмы, цепляясь за случайные обрывки песен, старые фотографии, запахи улиц и путаясь в календарях и цифрах. Никогда не говорю о ней в прошедшем времени. Она прошлое не больше, чем я сам. А её каждый раз хочется ненавидеть всё больше,но не могу, с её историями, кафельными снами из капельниц с ядом и ртутью. Долгие объятия ночей и пьяный лёд дыханья,смех, оставаясь холоднее, чем она сама, Шарлиз. Чужая, далёкая, доведённая до слёз. И кажется, что мне больше не двенадцать, чтоб в неё влюбляться. Мы выросли, и сказки пропитались вкусом страсти. Без крови и желания скучны. Бессмысленны. Не интересные без дозы боли, сумасшествия и смерти. Помнишь? Огни когда – то были разноцветными, трава живой, высокой, полной шёпота в руках, в глазах не замерзали искры жидким блеском, земля не пахла серой. Слова были словами. Собою и только. Тогда я не знал, что серебро чернеет. Что у рукопожатий и объятий есть лимит. Есть механизмы сложные и тонкие, одним щелчком и поворотом колеса срезающие голову под корень, сладко, как бутон цветка. Не знал, где прячут и зачем все отнятые у меня ножи. Не знал, что со сквозным в сердечной мышце выживают. Не знал, как это окажется мной. Рано утром туман такой плотный, что, видимо, вот он, край света, край карты. За ним только серое марево. Обрыв проводов. Белый шум. Мёртвый компас.Я скучал по луне без тебя, тёплая моя. Той, которая путалась в ветках, стекала по ним прямо в руки. Той, что мало забыл, и меньше простил. Когда ты была рядом, тебе говорили в один голос, беги, ведь у него редкий случай отравления ртутью. Говорили, он ходит по вырванным нервам. Превращает слёзы в вино, жизнь в игру, смерть в победу. Шахматное поле в минное. И пахнет ноябрьской ночью тысячелетней выдержки. Говорили о призраках. Молились, чтобы не уснуть. Чтобы опять проснуться. Моя девочка не испугалась, девочка была со мной. И знаешь, что хочу сказать, так это то, что так холодно бывает только полежав в земле. Тоска и голод надевают маски красоты или невинности, чтобы искать однажды отнятое сладкое тепло. Hush..please don’t cry.  Маленькая серая тень стоящего у входа человека. Глаза в асфальт, мысли медленно тают, несколько неуверенных шагов вперёд и я стою в тёмном помещении, красно – бардовых цветов, на стенах множество картин, на столах куча антикварных вещиц, это самый тяжёлый поступок в жизни, без единого шанса назад, а тогда, несколько лет назад, мчался, будто на перегонки с ветром, с охапкой свежих лилий и розой в кармане, бежал, бежал к тебе, любовь моя, глупец, каким же я был дураком, клялся в любви, дурак, не знал что ты это знаешь и без этих дурацких признаний, которые всегда давались мне с таким трудом. Раннее утро ’05 года, взрослый мужчина, стоящий около двери ресторана , казалось, всё должно быть просто и легко, но тревожные мысли не дают мне покоя, и я кругами хожу вокруг одного и того же места, но если вдруг я притворюсь, что совсем не волнуюсь, и у меня всё хорошо, моё сердце тут же остановится, и мне будет казаться, что мы по – прежнему вместе...это самая грустная история, которая могла приключиться со мной, тогда, конец отношений несколько лет назад, конец первых отношений, тогда чертовски хотелось хэппи энда, но он ещё никогда не казался таким невозможным, и первые месяцы без тебя всегда было чувство, будто силы покидают меня каждый день, и чувство, будто лежу привязанный к ледяной земле. Долго же пришлось учиться жить без тебя. Без хэппи энда.. несколько глубоких вздохов, ровных, негромких, но что – то колит под рёбрами и сердце бешено отбивает, а кровь у меня горяча, так долго была в узде, что при виде тебя, точно польётся алым из горла. И я медленно подхожу к столику, что стоит в самом конце помещения, и отодвинув два стула за ранее сажусь на край деревянного стула выпрямив спину и отсчитывая минуты до твоего прихода. И вот, слышу тихий такой, звук, исходящий от обуви, а сердце, точно вулкан, сейчас начнёт извержение лавой, и глаза мои, тогда, колодца слёз моих, тёмно – карих, почти чёрных, поднимаются медленно, будто боясь, и первое, что вижу, твои небесного цвета глаза, алые губы, ты была слеплена Всевышним по подобию женского идеала. Трепет светловатых пушистых ресниц словно взмах бабочки. Холодный утренний ветер  неласково обдаёт бледное лицо. Никто и никогда не будет плакать по грации твоей отточенных движений так, как делает это октябрь. Никто и никогда не полюбит тебя больше чем август. Ты навряд ли можешь принадлежать одному. Ком подходит к горлу, невозможно сглотнуть, сейчас, температура тела поднялась до максимума, и наверное, зашкаливала, дыхание учащается, биение сердца отдаёт в виски, и жилка на шее начинает пульсировать, и непонятно почему встав, с глазами верными, зачарованными красотой твоею, женственностью, словно розой, с утренней росою, – Здравствуй, Шарлиз. – я говорю тебе смотря в твои синие глаза, такие безрассудные..и первые лучи солнца нового дня падают на твоё идеальное лицо, и глаза твои, обычно синие, становятся цвета неописуемого, и мои чёрные, в твои небесные, уголками губ одаривая своей самой тёплой улыбкой, которая, как всегда только твоя, – Я безумно рад тебя видеть. – на одном дыхании я говорю, до сих пор стоя, забыв предложить сесть, – Присаживайся, Чарли. – кивнув головой на отодвинутый мною специально для тебя стул вновь улыбаюсь, вновь, только для тебя, хочу что – то спросить, но в этот момент подходит официант, одетый в чёрно – белое и записывает чёрной ручкой неаккуратно по бумаге, – Чёрный крепкий чай, Чарли? – обращаюсь я к тебе, внимательно так, пристально рассматривая, а сердце приходит в нормальный ритм, but i can feel your heartbeat. И я тону в омуте этих синих глаз, в начале седьмого небо начинает рассветать, и птицы летают где – то рядом, я это слышу, чувствую, взмах их крыльев, – Что же случилось? Как ты? – интересуясь, хотя что – то рвётся из души, просто спросить, почему ты уехала, бросив всё, бросив меня, почему не нашёл путей, чтобы сойтись вновь, слишком гордые, а должны были быть слишком храбрыми. Так много всего, всего, что хочу рассказать тебе, коснувшись руками твоих бархатных пальцев, так мало мы прошли, так много мы потеряли.