Игра в театре всегда разительно отличалась для нее от игры перед камерой. Играя на съемочной площадке, можно сделать множество дублей, исправить все ошибки и мелкие погрешности, выбрать лучшие кадры и ракурсы. Игра же в театре были живой, настоящей, искренней. Там - прямой контакт со зрителем, истинные чувства, без фальши и притворства, без усталых возгласов "ну сколько можно уже снимать этот дубль". Там, сразу и сейчас, лишь один персонаж, цельный образ. И нет актера, только роль, что на время становится ведущей, заполоняя все сознание. Руни Мара любила театр, его подмостки, аплодисменты зрителей, цветы и улыбки. Она любила чувствовать эту осязаемую зрительскую симпатию. Казалось, протяни руку, и ты дотронешься до нее. Да, наивно и по-ребячески. Но ведь она - мечтательница. И вряд ли когда-нибудь изменится.
Но сегодняшний вечер омрачало лишь одно обстоятельство - Руни играла вместе с Бенедиктом Камбербэтчем. Их взаимная неприязнь начиналась с нелепых случайностей и обоюдного согласия. Мара признавала и его неоспоримый талант, и странную харизму, и неординарность. Но что-то отталкивало ее, заставляло становиться язвительной и агрессивной, вести себя как ребенок, у которого отнял игрушку плохой мальчик. Ей богу, это было забавно. Хотя оба работали как истинные профессионалы своего дела. Ведь они - всего лишь актеры, что игрой зарабатывают себе на хлеб. Порой, Руни задавалась вполне осознанным вопросом: что же ей не нравится в нем? Но в поиске ответа неизменно заходила в тупик. Словно она сама себе придумала взаимную ненависть. Ей оставалось только неопределенно хмыкать и безразлично пожимать плечами.
Сегодня все было как обычно. Сцена, зрители, игра, а за кулисами лишь одно желание - не пересечься. А потом всем актерским составом в бар. Мара не любила подобные заведения, но выбиваться из коллектива не планировала. Посему пришла в один из лондонских баров. Ах да, Лондон! Вот одна из тех причин, почему юная актриса терпела присутствие этого заносчивого англичанина в своей жизни. Хотя не только по этому. Забавно, но на сцене, в образах, играя, произнося реплики, жестикулируя, они были словно на одной волне, понимали друг друга с одного взгляда, взмаха ресниц, наклона головы. Это было странно. Руни бы многое отдала, чтобы такой резонанс у нее был с кем-то другим. Но судьба выбрала Бенедикта Камбербэтча. И девушке оставалось с этим смириться.
На сегодняшний вечер у нее были вполне определенные и четкие планы. Выпить за компанию пару бокалов, мило улыбаться, а потом уйти. Желательно домой спать. И Мара была намерена их строго придерживаться. Только вот незадача, в баре она не видела ни одного знакомого лица. Сидя за барной стойкой и мерно качая ногой, девушка потягивала какой-то алкогольный коктейль. Выбирала она его лишь по названию. Красиво звучит - значит беру. Странный способ, конечно, но Руни Мара всегда была оригиналкой. Подперев подбородок ладонью, она с рассеянным интересом осматривала зал, пока взгляд ее зеленых глаз не наткнулся на знакомую фигуру за столиком в углу. Что ж, она нашла знакомое лицо. Руни сделала очередной глоток, не отрывая взгляда от Бенедикта. Ее грызла внутренняя дилемма: подойди или нет. Или снова будет сплошное ребячество и колкости, шпильки в адрес друг друга и подколы? Ситуация из рода "мальчик, дергающий за косички понравившуюся девочку". От этой мысли актрису передернуло. Камбербэтч ей не нравится. Категорически. Совершенно. Ну не как мужчина во всяком случае. Хотя...
По-моему мне вообще нельзя пить. Такие мысли лезут в голову, что просто не по себе становится.
Она сделала еще один глоток из бокала, а потом решительно встала. В конце концов, они - коллеги по работе. Вдруг у них получится общаться не только как кошка с собакой? Надежда умирает последней.
- Здравствуй, - тихо произнесла она, поравнявшись с его столом. - Я присяду? Ты ведь не против? - и, не дожидаясь ответа, Руни опустилась на стул напротив. Она поставила свой бокал на стол и чуть склонила голову на бок. Волосы приятно защекотали обнаженную спину. - Похоже, мы тут с тобой вдвоем. - Констатировала она очевидный факт. - Сегодня был хороший спектакль. - Очередная тривиальная вещь прозвучала из ее уст.
И Мара приказала себе заткнуться. Может они их тех, кому хорошо вместе молчать. Но в этом девушке сомневалась. Она уже чувствовала себя неловко и неуютно. Но она так просто сдаваться не собиралась.
- Слушай, как думаешь, мы с тобой в состоянии общаться как нормальные люди? - Она посмотрела на свои сцепленные на коленях руки, словно искала там смелость, которую обрела на краткий миг. - Я ведь сюда именно для этого села, Бенедикт. - Чуть погодя произнесла она. - Мы как дети. Цапаемся по малейшему поводу. Вот и сейчас мне хочется отпустить в твою сторону колкий комментарий. Это патология.
Она сделала глоток, но соломинку не выпустила из тонких пальцев, всего лишь начала водить ею в бокале. И это выдавало ее нервозность. Бенедикт Камбербэтч заставлял нервничать Руни Мару.

Отредактировано Rooney Mara (2012-03-03 20:36:16)

Ее рассудочность всегда играла с ней в жестокие игры. То выставляла белой вороной в окружении, то намекала на некое занудство и излишнюю правильность мышления или же покидала ее в самые неподходящие моменты. К примеру, как сейчас. Руни Мара всегда трезво и здраво мыслила, рационально рассуждала, никогда не опускалась до мелких споров и предпочитала быть мебелью в глазах других, чем с кем-то ругаться. Устройство ее мозга не позволяло девушке быть другой. Но, как бы банально это не звучало, из каждого правила всегда следуют исключения. И в ее огромном списке знакомых/приятелей/друзей/коллег/случайных встречных был он. Во всем своем апогее язвительности, нахальства, даже грубости и пустого бахвальства. Такие вещи всегда были мимо нее. Но только не сегодня и не сейчас. Словно по щелчку пальцев она превратилась в другого человека. Хотя в каждом из нас сидит бог и дьявол в одном лице. Не стоит об этом забывать.
Иногда, после очередного спектакля (а им «посчастливилось» играть друг с другом довольно часто), она выходила на промозглый ветер, что забирался под полы пальто и проникал в кожу, охватывая холодом внутренности. Искала закоченевшими и плохо гнущимися пальцами пачку сигарет и закуривала, прислоняясь к холодной стене, сжимая себя руками. Правда, она давно не курит. Но тогда никотин и зверский холод помогали не реагировать на все слишком бурно и излишне эмоционально, являлись своеобразным сдерживающим фактором. Руки тряслись, волосы лезли в рот и глаза, ветер нещадно хлестал по щекам и тошнотворный дым разливался по легким. Она все это прекрасно помнила. А иногда она видела его. Там, стоящего вдали и тоже курящего. В молчании и тишине. И тогда она неотрывно следила за ним. Потому что что-то привлекало в этом англичанине, что-то цепляло за живое и завораживало. Чувства как эмоции - штука очень странная, непостоянная, переменчивая и необъяснимая. Она никогда не могла понять своего отношения к нему.
И вот сейчас, сидя здесь, за небольшим столиком в углу, и, не отрывая взгляда от лица мужчины, Руни снова и снова ходила по кругу. Мысленно возвращаясь всегда к исходной точке размышлений. Парадокс их взаимоотношений не основывался сугубо на банальном "ты - дура, ты - идиот, волосы повыдергиваю, рожу разукрашу". Нет, этого и в помине не было. Для подобного они оба были слишком аристократичны, изящны в выражениях, да и эстетика слова была для нее важна. Ей не хотелось грубости. И их обоюдная нелюбовь была, как бы это странно не звучало, красивой. Разве нелюбовь может быть красивой? А ненависть? Неприязнь? Сочетание несочетаемого, парадокс парадоксов. Как это зовется по научному? Оксюморон? К черту термины. Человеческие отношения не описать сухим языком науки. Она всегда это знала.
Но было еще кое-что. То, что она улавливала в сгибе его пальцев, в игре света в волосах, в повороте головы, в силе взгляда. И это что-то звалось затаенной, едва уловимой симпатией, что поднималась из самых глубин существа. Признаться в искренней симпатии к антагонисту своего мира сложно, тяжело, даже непреодолимо. Но реально. И на подсознании она уже совершила это ошеломляющее открытие, но разум не был до конца готов. Куда ему тягаться с непознанным и эфемерным миром чувств и эмоций. У каждого человека слишком много личин, чтобы всецело постичь самого себя. А она просто чувствовала симпатию, может даже влечение, желание или еще что-то подобное. Маре не хотелось в себе копаться, хотя по-другому она никогда не умела.
- Считай, что из вежливости, - ответила она. - Я ведь воспитанная девочка. - Руни хмыкнула и чуть кривовато улыбнулась.
За банальными фразами и множественными буквами она уловила его скрытое раздражение. Что же, для нее это не сюрприз. Она прекрасно знает, что раздражает Камбербэтча. У них это обоюдное. А потом у него как будто что-то перещелкнуло. Мара вскинула на мужчину свои большие зеленые глаза, в которых сквозило непонятное для нее самой чувство. Раздражение, неприязнь, граничащие с вызовом. Сплошные противоречия. Она соткана из них. Молча слушая его, девушка лишь время от времени вертела в руках бокал, что уже успел стать пустым, да кусала нижнюю губу. Она приказала себе не реагировать на его выпады, не уподобляться маленьким детям в песочнице. Хотя рядом с Бенедиктом Руни постоянно ощущала себя маленькой, неразумной и несмышленой - сказывалась разница в возрасте. Хотя цифрам эта девушка никогда не придавала значения.
- Скучно, - отозвалась она через некоторое время. - Очень скучно. Мы можем продолжать играть в банальности или же во всем разобраться. Хватит быть детьми, Бенедикт. Мир не окрашен в розовый цвет, я это прекрасно знаю. Но все это действительно очень скучно. - Мара говорила слегка отрешенно, даже монотонно, рассеяно водя пальцем по поверхности стола. - Знаешь, что самое забавное во всем этом, - она убрала указательный палец со стола и сложила руки в замок на своих коленях, - мы на сцене как одно целое. И именно это не дает мне покоя. - Руни оперлась о стол локтями и внимательно посмотрела на своего собеседника, что не желал ее общества. - Разве тебя это не интересует? Как это возможно? Быть настолько органичными на сцене, а в жизни просто не переносить друг друга? Мне даже нравится с тобой играть, - она едва улыбнулась одними уголками губ. Камбербэтч уже должен был понять, что уходить она никуда не собирается. - Может нам попробовать поговорить? Пойми, ты мне не нравишься, я не испытываю к тебе симпатии, ты мне неприятен. Но с другой стороны я тебя совсем не знаю. Может ты не такой Кощей Бессмертный, каким кажешься, вдруг за шипами есть лепестки. - Она чуть склонила голову на бок. - Ну так что, шанс узнать друг друга лучше и понять природу такого поразительного взаимодействия на сцене или снова ледяная стена непонимания?
Стоит оговориться, что смелость не была основополагающей чертой характера Руни Мары. Скорее латентной, но не доминирующей. Но сегодня она другая. Совсем другая. Вместо ангела перед вами демон.

От насмешки, прозвучавшей в его голосе, Руни выгнула одну бровь.
- Тебе что-то не нравится в этом слове? - Тут же поинтересовалась она. - По-моему оно совершенно точно отражает наши взаимоотношения. Мы с тобой как в песочнице. А зовемся взрослыми людьми. - Затем Руни сощурила глаза и внимательно на него посмотрела. - Или ты так хмыкнул из-за возраста? Для меня это всего лишь цифра. - И в случае Руни Мары - это была чистейшая правда. Ее всегда, всю ее сознательную жизнь тянуло к тем, кто старше. Кто сильно старше. Своих сверстников и одногодок она находила невыносимо скучными, банальными, тривиальными и даже какими-то недоразвитыми. Да, тут играл чистый снобизм в крови. Ну что поделать, ее интеллект и эрудированность позволяли ей общаться с теми, кто старшее ее на десять или двадцать лет. И девушка давно для себя уяснила, что с такими людьми ей гораздо интереснее, у них можно многому научиться, многое постичь, набраться опыта и стать самой более зрелой. Хотя в свои двадцать три года она и так была слишком  зрелой и мудрой не по годам. Словно родилась такой. И ничто не могло это изменить. Даже окружающие замечали это. И отнюдь не в умных словах, коими актриса не привыкла разбрасываться, а в ее глазах. Говорят, что глаза - это зеркало души человека. И душа у Руни Мары была очень древняя, словно глубоко внутри ей было тысячу лет. Хотя все это лирический бред ее сознания. Просто она понимала некоторые вещи, недоступные большинству. И не знала, откуда у нее это понимание.
- Чем не вариант? - Переспросила она. - Тем, что быть друг к другу нейтральными у нас просто не получается. Разве ты сам этого не видишь? Мы не можем друг друга не замечать. Хорошо. Говорю только за себя. Ты мне слишком не нравишься, чтобы воспринимать тебя как пустое место. - Руни чуть улыбнулась. В ее голову пришла забавная мысль. Говорят, что человек, вызывающий в нас хоть какие-то чувства, это тот, к кому мы неравнодушны, пусть даже он вызывает отрицательные эмоции. Хм, она неравнодушна к Бенедикту Камбербэтчу? Нет, определенно. Совсем не нравится. Ни манерами, ни внешностью, ни поведением. Слишком оригинален. И это комплимент. Только мысленный. А мужчине о нем лучше не знать.
- Это называется профессионализмом, - машинально поправила его Руни, не моргнув и глазом, зная, что наступает острым каблуком на мужскую гордость. Но ей всегда нравилось ему досаждать. Как садистка какая-то. - Мы с тобой слишком профессионалы. И, наверное, в этом наша беда. - Она хмыкнула и заметила, как он придвинул к ней винную карту. - Ты предлагаешь мне что-то заказать? - Поинтересовалась девушка, скользя глазами по списку алкогольной продукции. - И платишь тоже ты? - Она с любопытством подняла на него глаза. - Хотя знаешь, - Руни отодвинула от себя винную карту, - заказывай ты. Можешь даже отравить меня. Я разрешаю. - А вот это уже было похоже на флирт. И Мара осознала это лишь тогда, когда слова сорвались с ее губ. Но она даже не жалела. Его реакция была ей чрезвычайно любопытна.
- Да, - согласно закивала девушка. - Мы на сцене по своей сути не мы, но все же это мы. И почему-то на сцене ты мне не кажешься таким уродом, как в жизни. - Она очаровательно улыбнулась. - Вот это очень прелюбопытнейший факт. Бенедикт, я признаю, что ты потрясающий актер. Оспаривать это глупо. - Мара ни чуть не стеснялась столь открытого комплимента. - Но этот факт не столь весом, чтобы быть такими органичными на сцене. Ну да ладно, все это сказ про белого бычка, ибо ответов на поставленный вопрос найти невозможно.
Она слушала его с легким пренебрежением, что выражали точеные черты ее лица. Даже пару раз улыбнулась. Только не по-доброму как-то.
- Говорить о детстве - слишком банально и неинтересно. По-моему мы можем придумать что-то оригинальнее. И я не предлагаю рассуждать о том, чтобы было, если бы. Эта тема слишком эфемерна. - Она закусила губу. - Я предлагаю хотя бы один раз попробовать вынести друг друга больше, чем пять минут, и при этом, не цапаясь словно кошка с собакой. Просто ради эксперимента и любопытства. Разве тебе не любопытно? - Мара бросила на него взгляд исподлобья и откинулась на спинку стула. Холодное железо коснулось обнаженной кожи спины, и девушка непроизвольно вздрогнула.
Руни окинула взглядом бар. Их общие знакомые и коллеги так и не появились. И в голову девушки стало закрадываться смутное подозрение, что это все могло быть подстроено. Хотя мысль сама по себе была бредовой. Но с другой стороны напрашивался вопрос: почему никто не пришел? Но ответа на него не было. По крайней мере здесь и сейчас. Зазвучала какая-то ритмичная музыка, люди потянулись танцевать, а она лишь заправила прядь длинных волос за ухо и посмотрела на своего собеседника и задала вопрос, что ее мучил.
- Как думаешь, почему пришли только мы с тобой? Словно мы работаем только и исключительно вдвоем. - Она чуть склонила голову на бок. Странно, но оказывается с ним можно разговаривать по-человечески. Руни улыбнулась этой мысли. - Нет, я не против, скорее, - она прервала себя на полуслове и потянулась через весь стол, ловко вытащив у него из пачки одну сигарету, - ты ведь разрешаешь? Я давно не курю, но сегодня я во всем иду против правил. Так что почему бы и не покурить? Зажигалку. - В последнем слове проскочили командные нотки.
Они могли нормально разговаривать, и это открытие искреннее позабавило ее. Хотя раздражение, что Камбербэтч в ней вызывал, никуда не делось. Наоборот, оно каким-то странным способом смешалось с любопытством, которое рождало в ней его личность. Он был интересен. Действительно интересен. Хотя бы как человек. Но почему же он ей так ненавистен? Сегодня Руни Маре захотелось найти ответ на этот вопрос.
- Давай поговорим. Но не о примитивных вещах. К примеру, расскажи, что тебе во мне не нравится. Подробно. Я хочу знать все. И не бойся поливать меня грязью. Сегодня я не ангел и не строю из себя недотрогу.

Отредактировано Rooney Mara (2012-03-06 20:11:33)

Она рассмеялась. Искристо, заливисто, так, как может только она. От улыбки, что тронула ее лицо, появились небольшие очаровательные ямочки на щеках, и все черты слегка исказились. У Руни Мары была живая и подвижная мимика.
- Ты очарователен. Серьезно. - Все еще слегка улыбаясь, произнесла она. - Я тебя не подкалываю, не пытаюсь неудачно язвить, я говорю правду. Но, увы, вряд ли подобный вариант прокатит с нашими взаимоотношениями. Хотя можно попробовать. Но на успех я не надеюсь.
Признаться честно, ей было интересно с ним разговаривать. На удивление, Бенедикта возможно вынести, а разговоры с ним могут быть как минимум чрезвычайно занимательны и любопытны. За сегодняшний вечер ее мнение о нем вполне может поменяться. Хотя раздражающий фактор вряд ли куда-либо денется. Это просто карма какая-то. А ведь они могли бы подружиться даже. Руни ценила людей, подобных ему. Интересных, эрудированных, неординарных. Но, видимо, им бабка наколдовала. Хотя представить себя мило с ним разговаривающей она просто не могла. Это было бы слишком… скучно. Да, это было бы скучно. Их общение пестрит взаимной язвительностью. Так зачем же лишать себя такого удовольствия?
- Так ты не закажешь? - Девушка чуть нахмурила брови. - Жаль. Видимо, галантность сейчас не в чести. - Она ловким движением придвинула к себе винную карту, пробежалась по списку ничего не значащих для нее названий и выбрала, которое ей понравилось. В состав коктейля входила клубника. И этого Руни было достаточно. Она любила клубнику, эту сочную и вкусную ягоду. А на остальное - плевать. Главное, чтобы там не было абсента. А то сидеть перед ним пьяной она совсем не хотела. Это может еще обернуться для нее позором. Почему-то на джентльменские качества Бенедикта в отношении себя Мара не рассчитывала. Интересно, чего он так много пьет? Нервничает в ее присутствии? Или пытается таким образом расслабиться, опять таки же, в ее присутствии? Да какая ей разница? Пусть хоть совсем опьянеет.
Официант принес заказ, девушка благодарно кивнула и придвинула к себе высокий стакан. Кубики льда маняще поблескивали в лучах неонового света, что долетали до их столика с танц-площадки. Руни повертела в пальцах трубочку и сделала глоток. Вкус был недурен, и она решила на заморачиваться на коктейле, а обратить внимание на проблему, что сидела перед ней и сверлила ее взглядом.
- Нет, - покачала головой девушка, - я общаюсь с людьми так, как они этого не ожидают. Я это прекрасно знаю. - Она стала накручивать на палец локон своих русых волос. - Признайся, ведь с самого начала я показалась тебе скучной, пресной, посредственной и тривиальной. Так все обо мне думают. Внешность у меня такая. - Хмыкнула Руни и сделала еще один глоток. - Вот люди на этом и ошибаются. Ведь я далеко не такая, как кажусь. - И что это ее потянуло говорить о себе? Алкоголь язык развязывает? - Ну да ладно, я прекрасно понимаю, что тебе до лампочки, какая я. Тебе бы меня вообще лучше не видеть. - Она криво улыбнулась и сделала очередной глоток. Коктейль в стакане постепенно начал уменьшаться.
Он придвинул к ней зажигалку, Руни взяла ее, повертела в руке, рассматривая, потом щелкнула. И закурила. Зажигалку она вернула ему тем же способом, что и он ей его дал. Небрежный толчок пальцами, и она около своего обладателя. Мара с наслаждением затянулась и выпустила дым в потолок, подавляя в себе желание дымить в его сторону. Она, в конце концов, не стерва. Никогда не была, не умела так себя вести. Хотя с ним в ней проскакивало что-то стервозное, что-то колкое и ядовитое как плющ. Но девушка не была в этом виновата, это Камбербэтч пробуждал в ней подобное. Он и только он. Забавно, однако.
- Но мы же договаривались, - пожала она плечами, прекрасно осознавая, что фраза ее звучит как фраза обиженного ребенка, что не понимает очевидных вещей. У папы работа, поэтому он не может с тобой погулять. Примерно так. Только вот сигарета в ее пальцах говорила о том, что она уже совсем не ребенок. Давно выросла, рано повзрослела, слишком рано. Иногда ей хотелось вернуться назад, повернуться ручку на колесе времени и оказаться ребенком, чтобы чуть подольше продлить свое детство. Но ведь прошлого не воротишь. Так зачем о нем жалеть? - Да, видимо, мы - идиоты. Конченные идиоты. - Она бросила взгляд в его сторону. - Самое забавное это то, что так раздражаешь меня только ты. Видимо, в жизни каждого должен быть невыносимый человек. Без этого жизнь как будто будет казаться неполноценной. - Она хмыкнула собственным словам. Право, но Руни начинала странно рассуждать. Похоже, действие алкоголя в ее крови сказывалось. Еще одна затяжка и дым изо рта в пустоту.
- Тебе не нравится играть? - Поинтересовалась она, туша сигарету о дно пепельницы и поднимая на него свои большие глаза. Знала, что это уже слишком откровенный флирт. Но ее парадоксально и необъяснимо тянуло с ним флиртовать. После нескольких бокалов алкогольных коктейлей, после одной крепкой сигареты и странного диалога, что меж ними завязался. Да, черт возьми, ее тянуло флиртовать с Бенедиктом Камбербэтчем, с мужчиной, что ее так раздражает. Ну не парадокс ли?
Руни хотела было что-то ему сказать, но не успела. Она успела лишь вскинуть на него глаза, когда мужчина встал. Дальше для нее все происходило слишком стремительно. Она оказалась близко к его телу, от которого почему-то несло жаром. Пить надо меньше... Проскользнула в мозгу мысль, но тут же была вытеснена странным чувством. Девушка вздрогнула от неожиданности, когда он накрыл ее маленькую ручку своей. Руни метнула на их руки взгляд  и тут же вернула его обратно. Бенедикт смотрел ей прямо в глаза. И от этого Маре стало не по себе. Она нервно облизала вдруг внезапно пересохшие губы, скользнув по ним кончиком розового языка. Мужчина заговорил. Она молча слушала, не отрывая взгляда, не шевелясь, чувствуя и осознавая его странную близость. Ее ноздрей коснулся его запах. Так близко от него она еще никогда не была. И было в этом что-то чрезвычайно интимное, сексуальное, как невыраженное, затаенное желание. Она нервно сглотнула. И что за мысли ей лезут в голову? Она было хотела отсесть подальше, но его взгляд и близость ей этого не позволили. Она слушала его, слушала, слушала, даже не пытаясь анализировать слова, что вылетали у него изо рта. И ей хватило сил только на одно действие.
- Нет, - прошептала она. - Не достаточно.
Черт возьми, да в какие игры он играет? Руни вцепилась пальцами в кожаную обивку стула. Странно, но желание отодвинуться куда-то пропало, исчезло, испарилось. Что вообще с ней творится?

Отредактировано Rooney Mara (2012-03-09 14:22:45)

Помещение казалось ей невыносимо душным, словно закупорили все окна, и даже слабая струя воздуха не проникала сюда, а все кондиционеры разом сломались. Или это так жарко только ей? Она бросила взгляд по сторонам. По-моему все дело в алкоголе. Он слишком горячит кровь. И Руни пообещала себе больше не пить, а то еще чего доброго пригласит своего собеседника на белый танец. Это уже будет совсем странно, хотя куда еще странней?
Ей хотелось разобраться. И в первую очередь не в их взаимоотношениях, что в данный момент подвергались трансформации, пусть незначительной, но бесспорной. А в себе. Как там говорится? Хочешь изменить мир - начни с себя. Так вот, тут было то же самое. Если она хотела разобраться в причудливой паутине их отношений, то надо было начать с четкого определения собственного отношения к Бенедикту. А это было сделать слишком непросто. И не только из-за алкоголя, что туманил разум. Благо, Мара вообще пьянела очень медленно, и для этого ей нужно было что-то покрепче, чем этот коктейль. Но процесс затянулся, винтики в мозгу отказывались вращаться даже со скрипом, а смазки под рукой не было. Оставалось все пустить на самотек. А она так это не любила. Контроль и анализ слишком прочно засели в ней, чтобы позволять себе вести себя по-другому. Но, видимо, этот вечер - исключение, коих в ее жизни единичное количество.
- Скорее второе, - отозвалась она. - У меня нет причин тебе доверять. - Еще один глоток, и бокал пуст. Она небрежно отодвинула его от себя и опрокинулась на спинку стула. В помещении было слишком жарко. Она чувствовала это чуть ли ни кожей. - Я тут скоро задохнусь, - бросила актриса в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь. - Знаешь, меньше всего на свете я хочу говорить с тобой о феминистках, что так актуальны для времени, в котором мы живем. Хотя кто знает, может в этой теме наши мнения сойдутся, правда тогда мне это покажется чудом. И я действительно поверю в сказки, - она хмыкнула. А что, эта тема была любопытной, только они не на дебатах, да и вряд ли Бенедикт оценит ее позицию касательно положения мужчин и женщин в современном социуме. Ну что поделать, у Руни Мары на все и всегда была своя точка зрения, о которой она в большей степени предпочитала умалчивать. Зачем раскрывать сразу все карты? Пусть лучшее ее считаю досадной помехой, встреченной на пути, чем серьезной конкуренткой в любом вопросе. Это всегда играло ей лишь на руку. Пусть хитро, зато умно.
Она нахмурилась. В его тоне прозвучал намек на издевку. Или же ей просто показалось? Или же ему просто действительно весело. Она кажется такой забавной? Странно, странно.
- Ну может только тебе я не показалась такой. Просто не могу позволить себе с тобой быть обычной и такой как всегда. Никогда не получалось. Наверное, из-за раздражения, что ты вызываешь. - Они с такой легкостью бросали друг другу правду в глаза, что это можно было бы посчитать признанием в любви, если бы в их отношениях не присутствовало знака минус. К слову, ту встречу она помнила хорошо. Какая-то банальная фраза в сценарии, а шума было как от взрыва атомной бомбы. С этого все и началось. Руни Мара прекрасно это помнила. И что ей тогда помешало сгладить ситуацию? Уж точно не манеры, воспитание и собственная интуиция. Эмоции. Лишь они всему были виной. И так каждый раз. Замкнутый круг.
- Да, что-то из этого разряда. И не знаю я, хорошо это или плохо. - Она пожала плечами, смотря в одну точку, как будто на несколько секунд оказалась в вакууме своих мыслей, а потом перевела взгляд на Камбербэтча. - Это звучит как признание, - усмехнулась Руни. - Но я сделаю ответное. Я тебя тоже не ненавижу. Ты не сделал мне ничего плохого, как и я тебе. Ты вообще себя достойно ведешь, не считая колких и язвительных фразочек, но и я не остаюсь перед тобой в долгу за это. Просто ты существуешь. И в этом вся проблема.
Рациональная часть ее ума отказывалась воспринимать дальнейшие действия, она просто зависла, ей требовалась перезагрузка. Эмоциональная же часть ее личности и сознания с любопытством и крайней осторожностью ступила на новую почву и принялась с особым усердием ее исследовать. И пока разумная и неразумная Руни боролись с собой, мужчина пошел в откровенное наступление. Ей оставалось лишь не сдаться под его натиском.
- Ну почему же, - тихо проговорила она, - мне необходимо знать все свои недостатки, чтобы работать над ними и совершенствоваться. Вдруг я тебе понравлюсь? - Последняя фраза прозвучала как вызов. И в какие только игры она играет? Мара уже сама запуталась и давно перестала понимать суть всего происходящего.
Она чувствовала, как его рука скользит по ее ноге, куда-то вверх. И прикосновение было приятно. Это было самым парадоксальным. Ненавидим, но тайно любим? Нет, это было не про них. Они в открытую не нравились друг другу, но тогда что это? Очередная издевка, принявшая вот такой вот странный оборот. Руни скорее поверила бы в это, чем в его тайную симпатию к ней. Она ощущала каждое его движение и жест. И то, как он сжал ее запястье, как легко, практически невесомо поцеловал за ухом. И это заставило ее напрячься. Бенедикт своими действиями и поступками вогнал ее в ступор. Она не знала, как реагировать, что говорить и что делать. Мара просто растерялась как юная и неопытная школьница. По логике вещей надо было его оттолкнуть, развернуться и уйти из этого бара, куда подальше, и начать еще больше ненавидеть Бенедикта Камбэрбэтча. Но ей этого не хотелось. Парадоксально, но не хотелось. Ей даже нравилось, что он делал. Лучше смотреть правде в лицо и не лгать самой себе. Актриса всегда руководствовалась этими правилам. И хотя бы эта привычка ей не изменила в данный момент.
- Нет, не ошибаешься, - отозвалась она, - но по-моему мы играем в слишком опасные игры. - Руни не думала отодвигаться, просто провела своим пальцем по его лицу. - Скажи мне, без фальши и лжи, чего ты этим добиваешься? Или это такой своеобразный способ преодолеть обоюдную ненависть? – Ее разум, ее склонность к постоянному анализу требовали рационального объяснения происходящему. Но кто сказал, что оно есть?

Дурка переехала в этот клуб. Определенно. Все это - бредни ее больного сознания. А она сама сидит в белой палате на железной кровати, обхватив ноги руками, и раскачивается в такт своему бормотанию. Как китайский болванчик, как маятник в часах. Тик-так, тик-так, тик-так. Нет, ну а разве может быть по-другому? Это ее подсознание, что скрывает тайные желания, сейчас рисует в ее воображении подобную картину, это оно вытаскивает на поверхность подобные мысли и образы и пытается материализовать их в мозгу. Но холодная спинка стула напоминала о том, что все это реальность. Какая-то сумасшедшая и ненормальная реальность. Словно она действительно сходит с ума. А кругом лишь хаос. Это было чертовски странно и именно поэтому Руни так трудно было поверить во все происходящее. Но дядюшка Фрейд может смело хлопать в ладоши, ибо его теории верны. Мы живем не сознанием, а подсознанием. А подсознание, порой, скрывает такие вещи, которые нам самим в здравом уме покажутся иррациональными. К примеру, Камбербэтч, что находится в такой интимной близости от Мары. Ей это казалось безумным. До сегодняшнего вечера.
И все-таки ненависть бывает разной. Эта ненависть вызывала желание, зарождающееся где-то в глубине тела, эта ненависть вызывала физическое влечение, когда хотелось коснуться, да и не только коснуться. Человеческая натура - вещь слишком парадоксальная и неправильная, чтобы пытаться ее осмыслить. Но Руни пыталась, смотрела в глаза Бенедикту и пыталась хоть что-то понять. А понимала она всего три банальнейших вещи: во-первых, она его ненавидит, во-вторых, она его хочет, в-третьих, она хочет, чтобы он не останавливался. Абсурдность ситуации вызывала нервный смешок. Еще немного и они заиграются. Балансировать на острие ножа - занятие опасное, вот-вот можно улететь вниз или пустить себе кровь. Еще немного и Мара сделает и то, и другое. Ее рациональный мозг и тотальная склонность к анализу пытались осмыслить ситуацию. Но это было безнадежно. Если больному поставили диагноз "шизофрения", то это уже неизлечимо. Тут примерно также, стоит лишь поменять значение и вместо шизофрении поставить желание. Настолько же сильное насколько и ненормальное. Что ж, она сошла с ума? Да давно, когда решила поиграть в кошки-мышки и построить из себя плохую девочку. И где был ее разум в их первую встречу? Уж точно не с ней.
- Тебя все устраивает? - Ее брови взлетели вверх. - Я напомню тебе об этом, когда ты бросишь в мой адрес очередную нелицеприятную вещь.
Актриса напряглась, когда его рука самым наглым образом пробралась выше по ее пылающей коже. И жарко ей было не только от закрытых окон и полного отсутствия проветривания помещения. Руни это прекрасно понимала. И он, наверное, тоже. Она чувствовала хватку его пальцев на своей талии, хватку, что заставляла еще сильнее отклониться назад, вжаться спиной в стул, чья спинка оставит на ее белой коже свой рельефный отпечаток. И смотреть в его глаза. Смотреть не отрываясь, бросая вызов. Мужчины и женщины всегда бросают друг другу вызов, этот вечный поединок полов. Поубивали бы друг друга, но как же друг без друга жить? Дилемма человечества, что не разрешима. Но ей сейчас не хотелось ничего решать. Просто следовать своим желаниям. И пусть рассудок ударился в панику, а здравый смысл помахал белым платочком и скрылся за углом, сейчас она не могла по-другому. По какой-то непонятной причине ее женственность и чувственность обострились до предела, как будто пронизывали все ее тело. Ах ну да, он же все-таки мужчина. Никогда это Руни не чувствовала настолько остро как сейчас. Может ее ошибка была в том, что она всегда воспринимала Бена как досадного субъекта, так непрошено вторгшегося в ее жизнь по долгу работы, как объекта своей ненависти и раздражения, может быть как талантливого и неординарного актера, как яркую личность, но вот понятие "мужчина" не входило в перечень его достоинств и недостатков в понятии девушки. И, как оказалось, зря. Очень зря. Чувствуя его запах, ударивший в ноздри, его руки на своей талии, что прожигали даже через тонкую ткань платья, его близость и ту атмосферу интимности, что возникла между ними, Мара понимала, что загнана в ловушку. Искусно, умело и ловко. И слова мужчины это лишь подтверждали.
- Тогда тебе придется наказать самого себя, - прошептала она, способная сопротивляться еще хотя бы на словах и намекая на его действия. Сейчас инициатива была полностью и всецело в руках актера, ей оставалось лишь подчиняться. Руни молчит, не отрывая взгляд зеленых глаз от его лица. Спинка стула сейчас затрещит под ней от такого напора, с каким на нее давят. Мара забыла об окружающих, о громкой музыке. Остались лишь тактильные ощущения, желание и он. Она даже сдается без боя. К чему воевать, если их желание хоть в чем-то совпало? Девушка чувствует каждое прикосновение. И как его губы скользнули по ее пальцам, и он кусает ее за мочку уха, от чего она с шумом втягивает воздух, как касается горячими губами ключицы, а она цепляется за его плечо, потому отчетливо понимает, что сходит с ума. А потом он просто целует ее. По-мужски, настойчиво, отчасти грубо. И ей не остается никакого выбора, кроме как ответить. Потому что Маре это нравится. Такое откровенное доминирование, такая сила, такая властность. Да, ей всегда нравились такие мужчины. И для их взаимоотношений, для нее самой это очень плохо.
Руни цепляется за него, впиваясь в кожу тонкими пальцами, открывает рот, впуская его язык, чувствует, как ножки стула скользят не в силах выдержать такого бурного проявления эмоций и желаний. И Мара отталкивает его, упираясь руками в грудь мужчины просто потому, что ей уже нечем дышать. Ее грудь поднимается и опускается, кожа покраснела, черные волосы растрепались, и смотрит она на него с возмущением, горящим в больших глазах. И она не даст ему пощечину, не встанет и не уйдет, нет, ничего подобного, ведь им обоим ясно, чем кончится этот вечер. Руни бросает взгляд на стол и с сожалением возвращает его к мужчине, ибо ее бокал пуст, а выпить так хотелось. Чтобы опьянеть совсем и не ужасаться тому, что она творит. Но не прокатит.
- Бен, - за все время их знакомства девушка называет его так первый раз, ведь та самая грань интимности преодолена, - я хочу, чтобы ты со мной потанцевал. - Простая просьба. И он не посмеет отказаться. Она сейчас не пытается строить из себя дикую кошку, шипеть, кусаться, царапаться, язвить. Она вдруг как-то поразительно притихла. Это кажется странно даже самой Руни. Но сердце колотится, ухает, и этот шум отдается в ушах. Они играют в жестокие игры, от которых пострадают оба. Мара уже в этом убеждена.

Все карты на столе, разложены мастями вверх, и свет падает откуда-то со стороны. Ее туз бит. Уже давно. Еще тогда, когда она впервые наткнулась на него в коридоре, неловко и неуклюже врезавшись в мужчину плечом и пробормотав свое "извините" Руни пошла дальше, даже и не бросив взгляд на того, с кем столкнулась. Или будет вернее выразиться на того, с кем свела ее судьба? Может и так. Но факт остается фактом - она тогда не узнала его. Точнее, еще пока не знала. Но вот она, их первая встреча, истинная, мимолетная и не оставшаяся в памяти. Но только почему-то она сейчас столь ярко возникла перед глазами Мары, столь явственно и отчетливо, что даже казалась осязаемой. Видимо, она окончательно сошла с ума.
Их отношения - это парадокс парадоксов. Вот зачем позволять целовать себя человеку, что ненавидишь? Где тут логика? Но Руни понимала, что знала ответ на этот вопрос. Самый банальный и простой ответ. Да нет никакой ненависти. Она - всего лишь прикрытие, щит, за которым можно спрятаться. Она - то, что сдерживает затаенные желания. Девушке никогда не хотелось хотеть его, но она хотела, ей никогда не хотелось связей и интрижек на одну ночь, но она позволяла целовать себя мужчине, что никогда прочно не войдет в ее жизнь. Всего лишь мелькнет досадной помехой. Она позволяла себе наслаждаться объятиями человека, что ей претил. Прав был тот, кто сказал, что женская логика - это вещь особая. Ее просто нет. У Руни Мары так точно. Поэтому она столь отзывчива, поэтому так податлива, гнется как пластилин. И не может приказать себе остановиться. Давно спустила все тормоза.
Как же долго она боялась себе признаться в том, что хочет его? Не один год, а много больше. Работать бок о бок, язвить, острить, выплескивать раздражение, неодобрительно фыркать, тыкать носом во всем промахи и малейшие недочеты, диктовать свои условия, зубоскалить и огрызаться. О да, Руни делала это все. Делала лишь потому, что не хотела себе признаться в том, что ее влечет к нему, влечет как женщину к мужчине, влечет так, как, пожалуй, на данный момент не влекло ни к кому. И это пугало, озадачивало, настораживало. И, прикрываясь ненавистью, не осознавая, она пыталась запрятать все свои подспудные желания далеко-далеко, на самое дно сознания. Жаль только, что не вышло, что сейчас она так часто-часто дышит, а губы горят от его поцелуя. И щеки красные, распаленные, и глаза лихорадочно блестят во мраке клуба, а сердце ухает в ушах, гоня кровь по телу. И эта просьба, что срывается с губ прежде, чем актриса всецело ее осознает. Хотя что тут уже скрывать? Им обоим все предельно ясно, пазлы мозаики сложились в единую картину, встали на свои места. И нет больше недомолвок, лишь одно обнаженное желание, что струится под кожей как яд, проникающий в вены. Она ненормальная. Сегодня, да.
Она видит его кивок, чуть улыбается, вкладывает свою ладонь в его руку и поднимается с места. От простого прикосновения разряд тока проносится по телу. Боже ж, да когда Бенедикт Камбербэтч стал так на нее действовать? Когда это произошло? И почему она это не заметила, проморгала? Как такая предусмотрительная и рассудительная девушка упустила из виду такое? Это не укладывалось в голове брюнетки. Сумасшедшая она - вот и все объяснение. Мужчина ведет ее на танцпол, и Мара послушно следует за ним, соприкасаясь с телами танцующих, вливаясь в этот человеческий клубок сплетенных рук и ног. Здесь жарко. Слишком жарко. Но Бен не дает ей и шанса опомниться, возразить, пойти на попятную. Прижимает к себе до хруста костей, и она слышит, как громко бьется его сердце, где-то там, под рубашкой, под кожей. Руни нервно сглатывает и не пытается протестовать. Она поднимает голову, запрокидывает ее назад, чтобы видеть его лицо. И в этот момент девушке хочется проклясть свой рост. Она такая маленькая и миниатюрная, что чувствуется себя даже ущербной. Особенно рядом с ним. И в какой-то момент ей надоедает его откровенное и абсолютное доминирование над ней, но только вот Камбербэтч решил по-своему, в который раз не позволив ей возразить. Их языки снова сталкиваются, бьются о зубы, скользят внутрь. И она не сдерживает стона, едва слышного, слабого, но все же стона. Она сама тянется к нему, встает на цыпочки, обнимает за шею, зарываясь тонкими пальцами в волосы. И когда это они начали столь активно целоваться? Но ей уже плевать, плевать на столько, что рассудок завывает страшными рыданиями в темном углу. Но эта девочка уже не опомнится. Затянуло, засосало в пучину страстей, в хаос собственных желаний. Руни потеряла голову.
И снова, как и в первый раз, она отстранятся от него, а в зеленых глазах горит вожделение. Что, Бенедикт, ты добился своего? Мара более не способна сопротивляться и даже не хочет этого. Ушло, прошло, забылось. Здесь и сейчас есть только настоящее.
- Еще немного и я начну задыхаться от твоих поцелуев, - говорит она ему в самое ухо, заставляя чуть нагнуться к себе. Потом загадочно и озорно улыбается ему, потому что больше не хочет быть в его глазах стервой. Они уже заигрались. Глупо продолжать спектакль, когда занавес опущен. Девушка поворачивается в его руках, теперь перед ее глазами мелькает танцпол, а за спиной его тело, чья температура повышается с каждым ударом сердца. И ей, чисто по-женски, приятно, что она так действует на него. Руни откидывается на грудь актера, прижимается к его телу и начинает двигаться в такт музыке, елозя, трясь, качая бедрами, чувствуя его возбуждение, ощущая свою власть над ним в данную минуту. Провоцируя, порой, даже слишком откровенно, слишком вызывающе. Берет его ладони, кладет себе на талию, ведет все ниже и ниже, пока его пальцы, такие шершавые, не коснуться ее обнаженной кожи, а сама, слегка повернув голову, смотрит с вызовом в глазах и легкой ухмылкой на губах. Рассудок бьется в истерике, вожделение торжествует. А она - уже давно не она.
- Может уйдем отсюда? - Вот так вот просто и легко. И никаких усилий. Пара слов, вылетевших изо рта, и они оба понимают, что это значит. Неужели все вело исключительно к этому? К такому банальному примитивизму? Да к черту, хватит уже думать. И Руни берет его за руку, тянет из клуба, на свежий воздух, подальше от алкогольных паров, от чужих разгоряченных тел и запаха пота, забирающегося в ноздри. И ей кажется, что ее не отрезвит сейчас даже свежий воздух, что тут же окутывает ее затуманенное сознание, отчасти снимая пелену возбуждения, но не настолько, чтобы Мара смогла остановиться.

На утро она будет в шоке, ужаснется, может даже будет биться в истерике или будет неестественно молчаливой и бледной как полотно. И это совершенно точно ничего не изменит в их взаимоотношениях. Они по-прежнему будут пропитаны ядом язвительности и взаимными подколами, иногда граничащими с оскорблением. И есть в этих отношениях что-то особенное, не совсем банальное. Есть. Потому что среди моря ненависти присутствует капля симпатии и желания. И эта самая капля сейчас поглотила всецело. Поглотила настолько, что Руни уже просто не соображает. Пыталась, боролась с собой, хотела только поговорить, а в итоге ломается и гнется в его объятиях, часто дышит от поцелуев и кожа горит, чуть ли не огнем полыхает. А духота невыносимая. Но вот они уже на улице. Бенедикт ловит такси, а она осознает это лишь краем сознания. Потому что все, что от нее осталось - лишь ощущения, что будоражат кровь, расползаются по коже, проникают в поры и становятся наркотиком. Желание бешено стучит внутри, разливается по всему телу, нарастая с каждой секундой. И мир катится, летит в тартарары. И она задыхается от лихорадочных поцелуев, жадных прикосновений, его пальцев на ее коже.
И вот они в такси. Камбербэтч, не спрашивая, усаживает девушку себе на колени. А Мара и не думает сопротивляться. Быть как можно ближе к его телу - это все, что она сейчас хочет. Руни всю жизнь была убеждена, что секс на одну ночь - не для нее, что ей этого будет мало, что это слишком поверхностно и просто, что одно лишь физическое влечение - это не то, что она ищет. И да, все это было так и оставалось таковым в данную минуту. Но никогда еще желание не было так велико, до безумия, до агонии внутри естества. Когда плоть горит и плавится под чужими пальцами, когда зубами хочется впиваться в кожу, до упоения, до забвения. Актриса дышит с каждой секундой все чаще и чаще. А его руки бесстыдно бродят по ее телу. Гладят, впиваются, щипают. Руни цепляется за его плечи, обнимает за шею, прижимаясь всем своим хрупким телом, целует в губы, совсем не невинно, показывая свою бушующую страсть, ту страсть, что разбудил в ней он. И это безумное желание пугает, его сила, с которой оно накрывает, затягивает в пучину, не дает возможности сделать глоток свежего воздуха. Такси резко тормозит, и Мара чувствует его ощутимый укус в плечо. След от зубов ей гарантирован. Бенедикт тянет ее из машины, и она вспоминает про водителя. Кидает на него смущенный взгляд, но скорее по привычке, чем от настоящего смущения. Сегодня она разучилась быть скромной.
Подъезд. Темный и сырой. Лифт. Ее сердце отбивает бешеный ритм где-то под кожей. Но Руни не в силах бороться с собой. Внизу живота сладко ноет, между ног уже давно влажно. И по коже неожиданно резануло желание почувствовать его там, внутри, хотя бы пальцы. Она чуть ли не виснет на нем, даже не обращая внимания на то, что ее платье превратилось просто в кусок ткани. Его определенно придется выкинуть. Но какая, к черту, разница? У нее платьев что ли мало? Актриса еще сильнее вцепляется в него, потому что ноги подкашиваются, потому что эмоции бушуют, вожделение струится по венам вместо крови, похоть прорывается наружу, необузданное желание руководит ею и больше ничто. Бенедикт пытается открыть дверь квартиры, невозможно долго возится с замком, Руни чуть ли не съезжает по стене от нетерпения и томительного ожидания. И вот дверь квартиры открыта, а она прижата к ней с другой стороны, чуть ли не вжата, позвонки скользят по деревянной поверхности. Ей даже чуть больно, но это лишь сильнее распаляет. В конец обезумела.
Он смотрит ей в глаза, несколько бесконечно долгих секунд. И в Руни на мгновение просыпается разум, что находится просто в панике. Что она делает? Зачем? Ведь она не такая. Никогда не была, никогда. Вся эта страсть и похоть, все это не для нее. Но тело не спрашивает, и желание заглушает доводы рассудка. А пресловутая ненависть забыта, словно ее и не было никогда. Сейчас весь мир сузился до рук и губ одного человека, до его глаз, что взглядом прожигают насквозь. Она сильнее обхватывает его за шею, когда Камбербэтч заставляет обнять себя ногами. Руни чувствует силу его желания, ощущает через ткань одежды. Она сама уже давно горит как в лихорадке. Он сбивчиво шепчет о том, что хочет ее. И она затыкает его поцелуем, потому что не хочет никаких разговоров. Когда они начинают разговаривать, то неизменно бросаются гадостями и оскорблениями. Нет, безусловно, кого-то маты возбуждают, но Мара была не из этого числа. Поэтому заткнуть его поцелуем, протолкнуть свой маленький язычок в его рот и услышать сдавленный стон, его стон. О да, ей это было все необходимо, жизненно необходимо. И сбивчивое дыхание, и стук сердца, и кожа, что горела. И дикое желание содрать одежду, прикоснуться к обнаженной коже, провести пальцем. Руни запрокидывает голову, терзает нижнюю губу зубами, пока он целует ее шею, грудь, каждый миллиметр, каждый доступный его губам и языку участок кожи. А у нее перед глазами все уже кружится. Чертова одежда, как же она мешает.
Они двигаются в спальню. Руни цепляется руками за дверной косяк, чтобы в конец не потерять все ориентиры в бешено вращающемся мире. Они точно что-то уронили, она слышала какой-то грохот. Ее тонкие пальцы тянутся к его рубашке, выдергивают ее из брюк, рвут пуговицы, она как-то забыла, что их можно расстегивать. Его куртка падает с ее плеч. И остается лежать в коридоре. Платье болтается где-то на талии, окончательно превратившееся в кусок ткани фиолетового цвета. Плевать. Она касается губами его ключицы, пальцами обрывая вся пуговицы до конца, скользит губами и языком по его коже, кусает шею, оставляя свои следы на его теле, как перед этим делал он. О да, утром ей понадобится очень много тонального крема. Но без разницы. Здесь и сейчас есть только настоящее. Руни ударяется спиной о дверь спальни, но боль лишь сильнее подстегивает, возбуждает. Она рукой нашаривает дверную ручку, надавливает на нее, и вот они в спальне, двигаются к кровати, не отрываясь друг от друга, не расцепляя объятий, не размыкая губ. Она на пределе. Еще немного и взорвется. Рассудка давно уже нет с ней. И вернуться он не обещал. Мара сама падает на кровать, тянется к Камбербэтчу, стремясь полностью избавить его от такой ненужной сейчас рубашки. Снова целует его кожу, скользит губами вверх, к шеи, задевая острыми ноготками напряженные соски, тянется к его рту, заставляет нагнуться к себе и целует. Снова, в который раз, забывая как дышать и что это вообще нужно делать.