И как только такая умница, как Бенедикт, умудрился вляпаться во все это по самый уши. Причем настолько вляпаться, что начать получать от происходящего удовольствие. Холодный, сдержанный, расчетливый – то, что обычно называют нордическим складом характера, когда не могут подобрать более точного определения. Хотя нет, как раз-таки складом характера это не было. Бен гораздо эмоциональнее, чем это может показаться с первого взгляда. Но он имеет неискоренимую, воспитанную в нем и им самим привычку контролировать все и вся, а для этого в первую очередь необходимо следить за собственными эмоциями. Да и удобное это дело – копить, складывать на полочку, запоминать, архивировать, чтобы потом, на сцене, как фокусник из рукава, вытащить из себя необходимую эмоцию.
Палка о двух концах.
То, что запиралось и тщательно пряталось внутри в один прекрасный момент решило отомстить. Сложно сказать, какой именно механизм сработал, но Бенедикт совершенно точно потерял голову и лишился рассудка. Его собственная изощренная месть самому себе. Его жажда постоянного контроля достигла апогея и вышла боком.
Любил ли он Еву? Те, кто привык считать, что чувственный диапазон человека сравним с чайником, безусловно, могут назвать это чувство любовью. Но нет, нет и еще раз нет. Это одержимость, наваждение, безумное и болезненное, которое впиталось в кровь и без которого Бен уже не представляет своего дальнейшего существования. О! Он прекрасно понимал того, кто пытался облить кислотой Джоконду. Совершенное. Прекрасное, выставленное на всеобщее обозрение. Нет, нет, нет. Это не правильно. Нужно укрыть, защитить, спрятать в темный угол. Чтобы принадлежала только ему. Чтобы только у него было право смотреть и касаться. Была бы воля Бенедикта, Грин сидела бы, прикованная к батарее. Но это желание слишком не соответствовало морали, принятой в обществе, слишком осуждалось ей, поэтому было со всей тщательностью запрятано в самые далекие закоулки души.
Бен ревновал Грин не только к непонятным мужикам, табунами вившимися вокруг нее, но ик подругам, работе, книгам, которые она читала, картинам, которые она рисовала...Грин должна принадлежать ему не только физически – это даже не осуждалось – но и душой, сердцем и всеми помыслами. Целиком и полностью. Ева его и только его. Потому что он так решил.
Решение, принятое утром, было продиктовано отнюдь не романтическими чувствами и мечтами про «долго и счастливо». Оно было продиктовано его безумием. Чудовище довольно урчало, развалившись где-то под солнечным сплетением и обвив длинным гибким хвостом сердце, рассудок протестовал и бился в бесполезной и безрезультатной истерике. Нет, его разум не был против того, чтобы связать свою жизнь с Грин. Он был против всей ситуации в целом. В редкие минуты просветления Бенедикт говорил себе, что хватит, пора остановится, ситуация давно уже вышла из-под контроля, то, что он делает, ненормально. Но подобные мгновения бывали слишком не часто, чтобы хоть как-то повлиять на ситуацию в целом.
Несчастная коробочка во внутреннем кармане куртки жгла кожу через ткань напалмом. Бен снял куртку и перекинул ее через подлокотник кресла. Еще не время, пока рано. Сразу стало значительно легче и спокойнее. Все в порядке, тебе просто показалось. Он почесал подбородок и сложил руки в молитвенном жесте. Всего лишь показалось.
- Ясно, – Бен кивнул, соглашаясь, лихорадочно при этом придумывая причину поправдоподобнее. - Вышел прогуляться и за сигаретами, заодно смел все, до чего успел дотянуться, стоя в очереди. – Бен вспоминал, купил ли он сами сигареты, собственно. Судя по всему, нет. Не страшно – по кухонным шкафам должно было быть запрятано пачек шесть, как раз на случаи, когда курить хочется зверски, но идти до ближайшего магазина слишком лениво. К тому же не стоит забывать про многочисленные полки с вещами, там тоже должно что-то быть. И ведь даже не соврал, просто немного не договорил.
Все-таки Грин на него действует слишком сильно, даже сейчас. Хотя они уже успели отметить две годовщины. Бен не мог оставаться в покое и равновесии в ее присутствии дольше 10 минут. Он рывком поднялся, стягивая на ходу футболку, забрался на кровать и обнял Еву со спины, вынуждая немного подвинуться и повернуться. Он подсунул одну руку девушке под голову, другой обнял ее за талию, сминая простынь. Ладонь моментально легла на предназначенное ей место – на грудь Евы – и слегка сжала. Слишком она привлекательна сейчас: еще толком не проснувшаяся, теплая, нежная, не успевшая еще облачиться в свою повседневную броню.
- У тебя выходной, у меня выходной. Чем займемся? – точнее, не выходной, а небольшой, но долгожданный отпуск у обоих. И да, вопрос был риторическим. Бен прикусил кожу на загривке, мазнул недопоцелуем по щеке и плечу, скорее лаская, чем настаивая на большем, рука же тем временем уже освобождала Грин от простыни, добираясь до кожи. Он медленно провел пальцами от ключиц по груди, задержавшись, чтобы приласкать, сжать и ущипнуть налитые кровью соски, до живота, где дыхание сбилось и Бенедикт вовлек Еву в чувственный и глубокий поцелуй через плечо. Черный кофе без сахара и сигареты. Как же сладко. Бен мог позволить себе не торопиться. Именно сейчас, когда они уже успели за все это время насладиться, но не насытиться друг другом. Сейчас, когда они не орут друг на друга, ссорясь из-за очередной мелочи.
Ревность Камбербетча была далеко не единственной причиной их ссор. Что именно пелось в той песне, во сколько именно почтальон приносит утренние газеты, сколько сейчас стоит молоко. Да, безусловно, эти глобальные вопросы требовали незамедлительного решения. И когда логические доводы заканчивались после первой реплики, в ход шли тарелки, ложки, стулья и прочие нло, как их излюбленное средство убеждения. Стоит ли говорить о том, что творилось, когда Бенедикт и Ева схлестывались мнениями по поводу быта, политики и –о, боже-боже, самое страшное – искусства. Пленных не брали ни с той, ни с другой стороны. Каждый из них стоял насмерть. Оба упертые, готовые отстаивать свои убеждения до конца. Они встретились уже взрослыми, когда все черты, все убеждения уже сложились и были намертво забетонированы. Но заботливо и небрежно замазаны поверх, видимо, для красоты слоем штукатурки из толерантности и открытости новым идеям. Возможно, будь они моложе, у них бы получилось повлиять друг на друга, изменить, подправить под себя, согласовать свои взгляды и убеждения. Однако, отметив столько дней рождений, сколько отметили они, говорить об этом приходилось исключительно в сослагательном наклонении.
Телефон Евы издал трагично-печальную трель и засветился, сообщая всем и каждому, кто находился в радиусе слышимости, что заряд батареи стремится к нулю, но героический телефон еще самоотверженно продолжает работу.
Один из безусловных рефлексов, обеспечивающих выживание, - обратить внимание на то, что движется, светится, мигает и издает призывные звуки.
Бенедикт всегда считал себя выше того, чтобы проверять телефон Евы.
«Ева», «клуб», номер, которого не было в контактах.
Руки у Бенедикта были гораздо длиннее, поэтому до телефона он дотянулся гораздо быстрее. Он отвел руку за спину, не позволяя Грин дотянуться до собственного аппарата, он с силой прижал девушку к себе свободной рукой, еще больше ограничивая движение, практически заставляя Еву лечь себе на грудь, и щелкнул по первой попавшейся кнопке, заставляя экран снова засветиться и отобразить написанное. Зря. Бенедикт закрыл глаза, сделал глубокий вздох и перечитал написанное снова.
- Что это? – голос Бенедикта звучал приглушенно, злости не было, было как-то спокойно и очень пусто. - Ева, я спрашиваю, что это? – Он протянул несчастный телефон Грин – он ему больше не нужен, все, что необходимо, он уже видел – но так и не разжал пальцев.
Вдох-выдох.
Нет, все же Бен погорячился, когда решил, что он спокоен. Сильно погорячился. Ярость внутри клокотала, заставляя сердце толчками, заменять кровь на чистый адреналин.
Бенедикт резко поднялся, повернулся и прижал Грин за плечи к кровати.
- Когда ты успела побывать в клубе без меня? – Бен был в бешенстве. Без него, значит, спланировала, соврала и до и после. Для чего? Любовник? Бен себя накручивал, но не мог остановится. Его пальцы все крепче и крепче сжимались на хрупких плечах Грин. - Только не сваливай сейчас на работу. Коллеги так не пишут. Скорее партнеры из клуба на одну ночь. – Значит, его не было дома достаточно долго, скорее всего, несколько суток. Две недели назад. Пять дней. Эпизодическая роль. Бенедикт сгреб Грин в охапку и подтащил к себе, заставляя сесть. - Откуда у него твой номер? – Бен обхватил обеими ладонями лицо Евы, не позволяя отвернуться или отвести взгляд. - Ева, ответь мне, лучше правду, я все равно ведь узнаю.. – Камбербэтч заставил девушку откинуть голову и навис сверху. -.. что между вами было? – Нет, Бен не повышал голос, он шипел, что было гораздо хуже, поскольку указывало на крайнюю степень злости и раздражения. Бенедикт резко убрал руки, позволяя Еве снова упасть на кровать, схватил забытый в пылу страсти телефон и со всей дури кинул его об стену. С тихим стуком он разлетелся на части. Не полегчало, но маленькая месть ни в чем неповинному телефону сладком коготком царапнула сердце. Он купит ей новый, как всегда, тем более этот телефон непозволительно долго задержался – больше двух месяцев. Долгожитель.

Отредактировано Benedict Cumberbatch (2012-04-08 22:05:13)