--начало игры

внешний вид: смотри + с собой два маленьких пакетика с несколькими граммами героина, на лице несколько ссадин, на руке дорожки.

      обнажённое солнце. раскалённые крыши.
  я шагаю по небу, спотыкаясь о зной. здесь никто не достанет.
    и никто не услышит, как смеётся тот ангел, что хранит, надо мной [c]

Небо порохом осыпано. Небо смолой пропитано. Пальцами его бы касаться. Линии рисовать. Плавные облака, зигзаги солнца. Больно. Неспокойно. Я теряю себя по кусочкам, солдаты стреляют прямо в душу. Фениксом взлететь не суждено. А было бы прекрасно, крылья разноцветные расправить и в небесах парить. Высоко-высоко, летать_ и каждый раз падать вниз. А какая красота там наверху, все разноцветное. И небо синее синее. Облака мягкие, точно сладкая сахарная вата. И солнечные лучи следы на бледной коже не оставляют. Кружить и летать в ритме вальса по облакам. И кто-то пройдет мимо, он голову свое в небо поднимет, этот кто-то будет очень одиноким. И увидит он меня, и станет пускай на самую маленькую часть, но счастливым. И побежит он к своей семье и скажет насколько же сильно их любит, и каким же он был дураком, ведь не видел добра, чувства чужие топтал. И любовь вспыхнет, и слезы счастья из глаз его польются ручейком весенним, и тепло загорит внутри. Будет сжимать словно жгут, или будет разливать нежность по оцепеневшим рукам. Может быть, я скоро стану солнцем. Рано радуюсь, пока тучи не сгустились над головой моей.
И иду я убитый горем по улице; я ног своих не чувствую, руки трясутся, я же судорожно пытаюсь засунуть их в карман, и надо набраться храбрости, чтобы дойти до дома; денег хватило только на героин, купленный у ползунка, таксист, узнав что у меня нет денег избил, забрав пиджак, в котором находился дорогостоящий телефон, к черту, плевать я хотел на всех; целью моей сейчас было воскресить себя из мертвых дозой этой прелести; они считают, что скоро мне настанет конец, мерещится мне уже небо, и дьявольские лица пред глазами. Надо завязывать, так не думаешь, а, Курт? Ну что же ты молчишь, не молчи сейчас, я же пытаюсь с тобой поговорить; с каждым пройденным метром мне становится все тяжелее дышать, и я чувствую как мне начинает не хватать кислорода. Я иду по каким-то совершенно незнакомым мне улицам с трудом спускаясь по лестнице и по памяти идя до дому; шаг, шаг, шаг.. дорога казалась мне бесконечной, в совокупности с гребанным самочувствием хотелось завалиться на ровном месте и сдохнуть заснув вечным сном. Каштановые волосы прилипли к лицу, создавая довольно неприятное ощущение. Бросив взгляд в сторону откинувшихся на старых развалинах наркоторговцев, я остановился около небольшого здания, больше похожего на гараж и собрав последние силы постучался  в запертую дверь. Три медленных удара фактически воспроизводили удары своего сердца. Медленно. Тихо. Буквально в несколько секунд, задержав руку на поверхности двери, я решил, что если его не будет здесь, то сегодня меня точно не станет. – несколько граммов, как всегда. – с трудом выдавливаю я из себя своему давнему другу Саймону, который, собственно и подсадил меня на это дело, – знаю, но чувак, ты не отдал деньги за прошлую дозу. – отвечает он мне; взгляд бессмысленный, я чувствую, как силы покидают меня; – знаю, я заплачу в следующий раз, сейчас плачу за эту и меняю на два с крестиком. – снимая серебряный крестик; бога нет, в этом я убедился, иначе, если бы он был, то не дал бы мне превратится в конченного наркомана; он дает мне два пакетика с дозой на несколько раз; надо будет продержаться и придти на съемки в адекватном состоянии.
Волочу ноги по асфальту проходя мимо разных высоток и наконец нажимаю на кнопку последнего этажа, с трудом нахожу отверстие и вставляю ключ; практически падаю на колени от бессилия и ползком в тумбочке нахожу шприц, на полу лежит ложка с зажигалкой. Ну же, давай, мне так нужно выжить. Трясущимися руками с трудом высыпаю содержимое на ложку и после плавления содержимого ввожу шприц в последнюю видимую вену на правой руке. Вспоминания моментами. Прошлых лет. Тише тише, тихие всхипы, почти не слышные. Говорю Курту что мама давно уехала и никогда не придет. Было труднее всего. А отец умирает, через несколько дней его кома заберет. Рядом, все_умирает, и я тоже. Понемногу наступает ночь, и ситцево-темные облака накрывают небо. Людям становится нечем дышать, им жарко, а по ночам гроз они боятся. А я забываюсь вечерами и забиваюсь к стенке, руки к коленкам прижимаю и молюсь, молюсь шепотом, чтобы _если_вдруг_меня_не_станет_ в раю оказаться. И все перед глазами прикрытыми плывет, и вот уже шприц где-то под ванной валяется, а я лишь томно выдыхаю, что смог сегодня выжить. Эта наркота расщепляет меня на молекулы. Заставляют чувствовать себя уязвимым. И я все это чувствую, я не должен бояться смерти, а боюсь. И как бы мне хотелось, чтобы было это глупым сном, он скоро кончится. Я боюсь разбиться в своих героиновых снах, боюсь рассыпаться в небе.
Поднимаюсь с пола и чувствую прилив энергии, как резко силы пришли ко мне; да только не чувствую я уже как несколько месяцев от этого наркотика никакого наслаждения, которое приносил он мне годами ранее; кайф превратился в смысл жизни, руки мои обколоты, пальцы всегда трясутся. Они все знают обо мне; направляюсь на кухню. И я ничего не забыл, нет. Просто стало намного легче. На столе осталось несколько конфет шоколадных с орешками. Остывший кофе на стуле. Портрет Курта на стене, и вроде в одинокой комнате становится не так тускло и одиноко, становится ярче. В весеннем небе темнеет, и ветер сегодня холодный. Небо лечит все раны, а за спиной догорает Голливуд. Небо разных оттенков_ волшебство. Книги английские, крестик мамин и письма. И страницы пожелтевшие, но мама там жива, мама молода, мама беременна мною. Все только начинало жить вокруг_ все так быстро оборвалось. Сейчас в душе зима бесконечная, а за окном весна. Мысли уносит вдаль и смывает океанской волной, будто бриз по волосам. А мне уже и не так хорошо, просто это спасло мне жизнь.
И накрывает меня водоворотом. Голоса звучат в моей голове, птицы летают в животе и трава под ногами прорывается. Надо только держаться. Не помню когда в последний раз мне было так плохо; под ребрами бьется катастрофически больно, я лишь закрываю глаза и стиснув зубы негромко кричу, все тело наизнанку выворачивается; как мне плохо, я сейчас сойду с ума, ноги хочется нахрен выкинуть и я стою в одном положении несколько минут умоляя господа, чтобы пришел этим болям конец. это_конец. мой_конец.  Собираюсь с силами и направляюсь в ванну, набрав горячей водой, всегда успокаивала же. В одежде ложусь в ванну, перед глазами туман, все слова превращаются в обман, мне становится плохо, но я и слова вымолвить не могу, спасите, глаза закрываются, и падаю я на дно, ничего кроме темноты.

Отредактировано Taylor Kitsch (2012-04-16 17:44:35)

   куда приведут нас тропы, зовущие молчаливо
    не в этом я вижу суть. единственное, что важно -
          последний покорный путь, где все мы однажды будем
   а вы когда-нибудь видели, как умирают люди?

У меня в сердце ничего нет_ лишь остатки героиновых дорожек. Посмотри на небеса, моя хорошая, девочка с глазами серыми, все небо в трещинках. И ангелы кричали, чтоб не спасал последний преданный мне, ангел этот их не послушался. Уже и не вспомнишь всех своих грехов, уже и не забудешь. Демоны сейчас раскачивали ветхие качели, а я так отчаянно руками за нее держусь, что дыру оставляю от гвоздей_ а демоны все смеются, не ведая что творят. Я не верю в бога_ мне он не нужен, зачем он мне, их итак много. Зачем молиться, пытаться искать себя в мыслях, в письмах, в пожелтевшей бумаге и разглядывать почерк_ а где вы были тогда когда я умирал? помню только, что я не был с вами. Вы пили кофе на Эйфелевой башне и лили кровь. И случилось это в теплом апреле, когда небеса день ото дня синели_чернели. Деревья несли сквозь чащу, и когда я пришел туда_ то оказалось, что кроме пустоты бесконечной там нет ничего_ а они о рае_ о боге разглагольствовались_ наивные людишки_ я сейчас на том свете, и знаете что _никакого рая здесь нет, лишь только бесконечная темнота_ скажи, а вдруг я проснусь сейчас? и что тогда? и выйду я из ада? Меня же ничего не спасет. Ты только молись. Молись за меня. Я хоть и в господа не верю, но только жди меня всегда, я же для тебя вернусь и стану вновь живым.
Какие-то шорохи отдаются глухим эхо в голове; какие-то звуки бьют по ушным перепонкам; и все как в тумане; знаю лишь, что в этой столетней квартире мне никогда еще не было так страшно и одиноко как сейчас; синиекрасныежелтыеогоньки в глазах закрытых, какие-то фигурки вырисовываю, улыбаюсь им, да только не одна мышка на лице не дергается; лишь запах в ноздри врезается; запах адский такой, пороховый; холодное прикосновение смерти, я так привык к нему, как к родному, мальчику стало одиноко, мальчика забыли, мальчик умирает. Вот еще несколько секунд и настанет конец, ну подожди же, не торопи события. Воздух выходит наружу. И я вовсе не дышу, 90 ударов в минуту, еще минуты 120, еще секунда 125. И чувствую я как внутри лопаются капилляры и открываю я глаза; я проснулся, бог_все_таки_есть. он меня спас. И чье-то лицо расплывается перед глазами, кто-то тут слезы над душой грешной проливал. Думала, что мне настал конец. Что-то происходит, все должно было идти иначе; а я молчу, я до сих пор придти в себя не могу, со мной все не так, будто и не я это вовсе. Пытаюсь осмотреться, да только тела своего совершенно не чувствую, будто проснулся после столетнего сна. – я умираю. – все что могу выдавить из себя всё так же не понимая, кто же сидит передо мной; в горле пересухло, катастрофически не хватает воздуха, изображение становится более четким, но глаза мои распахнуты сильно; кажется, будто начинаю сходить с ума, еще пару секунд, и со зрачками широкими, что отличить где глаз, где зрачок невозможно начну биться в истерику. Это все подступает к кончикам моих нервных клеток. Это все таблеточки красненькие подходят к моему сердцу. Это все кокаиновый воздух. Это все его дорожки. А пока Джимми, достань револьвер и прицелься мне прямо в ребро. Убей меня, родной. Закури и выстрели_ плевать, и не человек же вовсе.
С каждой проходящей_наступающей минутой лицо человека напротив сидящего получает всё более точные очертания. Через несколько минут я понимаю, что жив я, но до сих пор понять не могу что со мной случилось. Тишина заполняет небольшую ванную комнату, а я весь мокрый, волосы к лицу прилипли; это ты меня спасла, Рианна; – что ты здесь делаешь? и сказано это как-то тихо и хрипло. С трудом поднимаюсь на ноги, но потом падаю, ты всегда протянешь руку помощи, вот и сейчас помогаешь, как никогда. Мы вместе проходим в гостиную, в которой, месяцев пять никто не убирался, я помню только себя и вижу свое отражении в зеркале висящем напротив; не хочу ничего говорить, теперь она узнает; а за окном наступила ночь, и наверное скоро станет не так как ныне. Возможно, так не будет никогда. Скрывать свои мысли где-то глубоко_ и отныне смотреть лишь в облака. Так теперь не страшно_ и в последней мысли парализованной догорает лицо ее_ безразличное лицо, в котором нет никакого ответа. Все равно. Тела своего не чувствую, но сердце вроде стало биться [с задержкой, я думал что оно давно мертво.] – это был овердоз. – немного придя в себя говорю я, после чего смотрю на лицо твое, с тушью размазанной по лицу, с глазами широкими, – что? ну что ты так смотришь на меня? слова из уст звучат спокойно, хотя в душе моей море настигает шторм, да и кто-то от страха сейчас сойдет с ума. – это передазировка, я – наркоман. – заканчиваю я пытаясь себя оправдать, а выражение лица уверенное|железное, хотя земля из-под ног ушла от страха испытавшего; всему конец, я боюсь в глаза её посмотреть, потому что увижу в них бесконечное множество вопросов и страх_ страх_ что сейчас я что-нибудь сделаю тебе_ чего ты так боишься, ну же, улыбнись же, друг мой давний. Я же тебя не обижу, ну, не бойся меня, очень прошу,  – только не отворачивайся от меня. – слова как мольба, как молитву читая говорю,  – все отвернулись, кроме Моники. – говорю я тебе; башни рушатся, мосты сжигаются прямо здесь, а Курт все так же неистово смотрит на меня.
Я, смертью взрощенный и воспитанный, всегда сам себе на уме, забытый ребенок_ сам себя обессмысливаю, у меня на это право есть. Никто не убьет меня, кроме меня самого. Я сам себе злейший враг. Девочка самая близкая скучает, слезы кровавые льет, и, кажется, я к ней спешу вернуться, но только героин оказывается дороже. Я бы еще сыграл соло под дикие танцы, мои последние секунды никогда не будут спокойными, никогда, только не со мной, я слежу за секундной стрелкой и отсчитываю, отсчитываю. В своем побеге, дурак, и не замечаю, как всё заканчивается. Однажды посмотрю – нет ничего, ни позади, ни впереди, и под ногами не земля, а пустота безграничная. Упущу всё, всё же упущу. Горят костры, завывают апрельские веры, бьют барабаны, и по-прежнему мосты горят. Вспомни, как ни звука не было слышно, лишь темнота. Я так редко слушаю, но всегда слышу_ так вот, что сейчас ты хочешь услышать? Что-то о том, что завтра встанет новое солнце? Что погода завтра изменится? И взгляд в пол потуплен, и говорить не хочется; голова закинута назад, глаза наполнены пустотой, со стены смотрит Курт, она что-то говорит.

В голове бродят мысли, просящие окунуться на мягкую подушку и раствориться в ней. Я ихо всех сил стараюсь прогнать их слушая все твои слова, что для меня, лишены смысла, на целую секунду, мне кажется, что все получилось. Но потом мысли возвращаются, только теперь в далеко не самое очаровательной компании – головная боль. Виски изнывают от дикой боли, просят стакана холодной воды и сна побольше, но я же знаю, что никакого сна в ближайшие часы. Тяжело вздыхаю, поправляю свои взлохмаченные мокрые волосы, пытаясь вспомнить вчерашнюю_сегодняшнюю ночь. Начинаю вспоминать какую-то до умопомрачения худую блондинку, которая постоянно заказывала мохито с мятой, а в не менее душном туалете клуба заказывала бразильское счастье. Я вспоминаю какие-то лица, в карманах ни цента, значит, жить в ближайшие дни придется с трудом. Стряхиваю с волос и с себя самого остатки прошлой ночи, нежелательные мысли и ужасную головную боль; мне будет что рассказать тебе, девочка моя сероглазая; расскажу тебе что жизнь выстрелила в меня сегодня, прямо в грудину, неожиданно. Только пуля вот застряла в клетке из ребер, и никаким хирургическим скальпелем ее не вырезать. Меня же никто не предупредил, не спросил о разрешении, просто загнали в грудь чистейший свинец_ когда сердце остановилось_ я когда-то влюбился в Монику, теперь разделяю свою любовь и с героином_ окатившийся с головой, как ураган, как цунами; а что мне еще делать_ я с улыбкой захлебываюсь в счастье быть с ней рядом, каждый раз со страхом закрывая глаза. Быть может, каждый раз может быть последним_ быть может, окажется это жестоким и реалистичным сном, в сердце моем отпечатается.
Минуты. Секунды. Иногда, жизнь можно по секундам рассчитать. Первая – появляешься на свет, вторая –  испытываешь кайф, третья – травишься, и, наконец, четвертая – передоз. Всё это важные мгновения, моменты – составляющие моей жизни, основа и мой конец. Этот час в полной темноте я буду вспоминать всю свою оставшуюся жизнь. Неважно, долгая она будет, или нет. Главное.. о чем же я, я же никогда не_боялся оказаться мертвым_ главное, что я остался жив, что дышу сейчас и лицо ее перед своим вижу; о курт, не надо, только не сейчас_ только не сейчас, мой милый друг, единственный_ кто до сих пор верит в жизнь мою «после.» Первая ночь проведенная в диком страхе, чтобы сердце не остановилось. Первый раз в глазах этого сероглазого появился смысл ж и т ь , как_страшно, спасибо, что пощадил. Если у меня спросят, почему именно она_ почему из всех молодых девушек, с которыми я общался, встречался, спал – именно Рианна, стала мне хорошей подругой_ лучшей_ всегда твердит никогда не сдавайся_ сдаются только квартиры. Она мне напоминает рано повзрослевшего ребенка. Глаза_ мне её глаза говорят больше, чем ее губы, из которых слова вылетают. Эти бездны темного шоколада тянет к себе хлеще сильнейшего магнита. Такие глаза нельзя не полюбить, таким глазам прощаются любые мелочи, когда ты заплакала, пожалуйста, скажи что мне делать_ за омутами глаз твоих скрывается чистейшая душа. И пускай я раньше говорил так часто, в слова не вдумываясь, что молодые дружить не могут, лишь пройдет четыре десятка лет, и поймут эти люди суть дружбы своей. Я ошибся, признаюсь. Действительно, случаются что люди ошибаются, от этого нельзя застраховаться, подписав бумажку рукой своей. Но сейчас, мне было совершенно плевать на всё, что когда-то говорил о несуществующей дружбе, дружба_есть, и эта картина, тому подтверждение.
Слова. Скажи, ну почему же ты так много говоришь_ что же услышать ты хотела, моя кареглазая подруга_ тебе больно и страшно, я же вижу, я умею читать по глазам. И смотря на испуг её, я мысленно передергиваюсь, вспоминая то свое дикое состоянии истерии и агонии сжигающей, что было недели две назад. Когда нужно_но_нет_средств_ я вспоминаю и понимаю, что раньше был счастлив, а сейчас, просто пытаюсь выжить, чтобы потом уткнуться носом в ноги девочки своей и попросить о прощении. А сейчас ты заправляешь рукава рубашки и видишь все дорожки, – героиновая дорожка никогда не заживет, вот она. – тыльной стороной ладони, ты смотришь, а я то всё понимаю_ как на меня люди смотрят странно, как газеты пишут о виде моем непонятном, на что, глухо смеюсь и говорю что после нескольких лет отсутствия ролей тяжело было войти в новый режим, свыкнуться с новой ролью, что я просто устал_ но кости мои выпирают, и весь я похудел, хожу в пиджаках только. Боясь, что заметит кто, но они не_дураки; я всегда стремился к жизни настоящей, без лишней мишуры, без лишних границ_рамок_запретов. Порой бывало трудно себя понять, порой бывало трудно разобраться в собственных мыслях_планах, поэтому и сводил на минимум все проявление предопределенности, просто, так легче. В этом и заключается вся трагедия; Я наконец, выслушав её приподнимаю за локти говоря, – подруга, поднимайся с коленей, я не стою того. – губы мои сжаты в тонкую, прямую линию, и вот уже ты сидишь на диване опрокинувшись на мягкую поверхность, – вытри слезы, тебе слезы не к лицу. – глазами серыми в твои карие уставившись, пошевельнутся не могу, всё тело ноет;  – будь добра, Ри, давай без нотаций, больная мать итак каждую ночь снится, говорит_как_все_плохо. – правду же говорю, не надоело ли самой приходить ко мне.
– набери Монику, напиши, чтоб пришла, как только сможет. А пока её не будет, прошу, побудь со мной. – голос разрезал нависшую внезапно тишину, добавив, – мой телефон был забран вместе с пиджаком таксистом. – и вот я поднимаюсь с дивана, чувствую, как пульс приходит в норму, что жилка на шее больше не пульсирует, как наконец ощущаю тяжесть своих ног. Нахожу сигареты и зажигалку, присаживаюсь на край дивана. Наконец, вытаскиваю сигарету, закуриваю и смотрю на нее. В голове моей сто тысяч птиц выражают самым благим и отборным матом. Я понимаю, чем может закончиться приезд Моники сюда, но еще и понимаю, что я не в том положении чтобы огрызаться и даже смотреть на нее не так. Головная боль возвращается ко мне с удвоенной силой, в голове звук моря, которое шумит, бьется о скалы, ноет и зовет к себе, зовет окунуться в него и утонуть. Сейчас мне больше всего хочется это сделать, ибо внутри образуется самый ужасный микс – страх и боль. Мне больно, что я заставил ее и Монику пройти все круги ада со мной, из-за меня, что я вообще оставил ее. Мне страшно признаться самому себе, что в любой момент всё может оборваться. Тонкая нить жизни. И вот окурки летят на старые потертые джинсы, смахиваю их рукой и тушу сигарету о стол, мне уже ничего не жалко, – скажи, тебе не страшно находится со мной? – выдыхая воздух из легких, что секундой ранее были наполненными табачным дымом спрашиваю я смотря на тебя. Ну, подруга моя, что же у тебя глаза опять на мокром месте_ ну же, будь сильной_ это не убьет нас с тобой.

Отредактировано Taylor Kitsch (2012-04-18 21:52:13)